п. Все это мне уже не понадобится никогда. Я вздохнул и позвал дочку в свою опустевшую комнату.
Сядь, Ханочка, на этот стул,-- сказал я. -- А я сяду на этот.
Зачем?-- сказала Ханочка.
Ну, так полагается. Перед дорогой надо посидеть.
Она полезла на стул, говоря:
А мы завтра тоже едем на новую квартиру, в Салем. И там у меня будет новый папа.
Я обмер. Так вот почему Лиза настояла, чтобы я съехал из дома на день раньше нее!
Ханочка, кто тебе сказал про нового папу?
Никто. Я сама знаю.
Детка, я хочу, чтобы ты запомнила навсегда,-- произнес я старательно ровным тоном.-- У мамы может быть другой муж или друг, а потом другой
муж или друг. Но никто из них не будет твоим папой. Папа бывает только один. Только один бывает папа. Тот, который научил тебя ходить, говорить,
любить сказки... Понимаешь?
Понимаю, папочка. А почему ты не хочешь с нами жить? Ты нас больше не любишь?
Я посмотрел ей в глаза. Конечно, она повторяет то, что ей сказала Лиза. "Новый папа"! Значит, Лиза уже готовит Хану называть "папой" ее,
Лизиного, будущего (или уже существующего) хахаля!..
Но я приказал себе сдержаться. У детей короткая память, и ты ничего не помнишь, моя дорогая дочка. Ты не помнишь, как во Флориде Лиза
схватила тебя, пятимесячную, и уехала от меня в Торонто к своей матери, потому что я эгоист, я сижу по двенадцать часов в день за пишущей
машинкой и не уделяю ей, Лизе, внимания. А потом в Нью-Йорке, когда тебе было десять месяцев, Лиза просто выгнала меня из квартиры, потому что я
эгоист, я сижу по двенадцать часов в день за IBM Typewriter и не уделяю ей, Лизе, внимания. А потом в Торонто, в Канаде, когда тебе было четыре
года, Лиза взяла тебя и два чемодана и улетела от меня в Бостон к своей подруге, потому что я эгоист, я сижу по двенадцать часов в день за
компьютером и не уделяю ей, Лизе, внимания. И каждый раз я догонял вас, находил и добивался примирения с ней -- ради тебя, Ханочка! Ведь я
назвал тебя именем своей матери, как же я мог бросить тебя? Пока был мне фарт, пока печатали мои книги, Лиза целыми днями смотрела по телевизору
The Young and The Restlles, As the World Turns и прочие "мыльные оперы", а в перерывах меняла домработниц и рисовала абстрактные картинки. А
теперь она считает, что я сгубил в ней великую актрису, потому что я занят только своими книгами и сведением счетов с КГБ за то, что они
запретили мой фильм и, практически, выгнали из России. А вот если бы я думал о своей жене, то мог бы написать для нее пьесу, устроить ее в театр
или, по крайней мере, научить ее писать книги..
Ханочка, дорогая,-- я взял маленькую дочкину ручку.
Рука у нее была доверчиво-легонькая и прохладная, как ландыш. И от этого у меня уже совершенно зажало душу, и я сказал:
Когда ты вырастешь, ты все- все узнаешь, я тебе обещаю! А сейчас послушай меня внимательно. Раньше я любил и маму и тебя. И моя любовь
делилась -- тебе половина имаме половина. Понимаешь? А теперь вся моя любовь будет только тебе. Не половина любви, а вся любовь -- только тебе.
Понимаешь?
Понимаю, папочка. А как ты поедешь? Смотри, какой ветер.
Я глянул в окно. Действительно, ветер уже рвал с деревьев листву -- это, как еще с утра обещали по радио, с Атлантики шел ураган "Глория".
Ничего, дочка,-- сказал я и стал целовать ее маленькую и легонькую ручку, этот разговор уже давил мне душу, как плохая сцена в
сентиментальном фильме. |