|
Указав вверх, он назначил мне встречу на горном склоне. Я увяз по дороге в кустах предположительно дикого шиповника, они держали меня как колючая проволока. А он, как горный козёл, уже бежал по отвесной скале высоко надо мной. Он учил нас находить ягоды, он ставил сети в горном ручье как Чингачгук — Большой змей, он учил нас, — городских, разжигать костры и выкапывать корни и распознавать грибы. «В тебе есть Дух», — сказал он мне через две недели жизни в Сухом Логе. Очевидно две недели он ко мне присматривался. Он был возраста моей жены Наташи, т.е. родился в 1958 году. В Алтае он бродил с самого детства, потому что был родом из города Бийска, а Бийск от гор отделяют несколько часов в автобусе. Еще при советской власти он собирал мумиё и корни, водил туристов на Телецкое озеро и к горе Белуха. Мумиё ценилось в больших городах среди интеллигенции как средство от всех болезней. Это помет горных мышей на самом деле. Маленький кусочек стоил в Москве больших денег. Золотарев знал хорошо и Уймонскую долину, населенную староверами и последователями Рериха. Он говорил мне что КГБ усиленно надзирал над долиной, считая что оттуда может начаться какая-нибудь сектанско-революционная ересь. «Я ничего не понимаю в Вашей партии. Я политикой не занимаюсь», — заявил он мне еще в Боочи. Но уже через десять дней, спросонья я с удивлением услышал как Виктор заполночь беседуя с заехавшим обогреться алтайцем Лёхой говорит ему «потому наша партия самая честная. Мы хотим...», дальше он неправильно трактовал политику НБП, но поразительно было что оно так быстро прибился к нам. «У тебя ребята хорошие, — сказал он мне вскоре, — сколько езжу таких не встречал. Самые лучшие.» Я написал о Золотареве в недавно законченной «Книге Воды» (это своеобразная книга воспоминаний) посему поумерю свой пыл. Мне очень тяжело что его убили. Я чувствую что вынул его насильственно из его кармы и поместил в нашу судьбу, в Историю Национал — Большевизма. И он погиб. Это я виноват. Мы жили в Сухом Логу и беспокоили нас только пьяные охотники и чабаны. В пьяном состоянии алтайцы заводили беседы о мощи Чингиз-хана, иногда сбивались на враждебность, наезжали как говорят на нас, но стычек не было. Кривоногий маленький и широкий, как панцырь Леха сделался другом Виктора. В алтайцах чувствовался комплекс неполноценности народа выпавшего из истории к русским, — народу историческому. Потому в подпитии они обыкновенно хвалились своим умением ездить на лошади и своим снайперским искусством. Что касается ФСБ, то они пропали, или препоручили наблюдение за нами местным. Усатый заместитель директора не то агроном, не то главный инженер порою отирался поблизости — мы несколько раз встречали его машину. Фамилия у агронома Была Враждебная — Лебедь. Уже в сентябре стало холодать. Над Сухим Логом низко висели с утра туманы и порой не рассеивались до конца дня. Брусья нашей недостроенной избушки были хорошо подогнаны и проконопачены мхом, но окна по-прежнему закрывал лишь пластик и дымовая труба железной печки была выведена в окно, держалась на соплях, потому к утру тепло уходило из избушки. Нужно было переселяться куда-то. Можно было конечно купить дом в деревне, в Банном или в другой деревне, и довольно дешево, но в деревню, в человечий улей я не хотел. Еще от Кетраря, когда он отвозил нас в Сухой Лог я услышал, что поблизости живет травник Пирогов, собирает корни и травы. Мимо Сухого Лога к Пирогову вела дорога. Золотарев одел резиновые сапоги и пошел к Пирогову в гости. Вернувшись вечером, он сообщил, что мы друг другу нужны. Что Пирогов зимой живет в Барнауле, продает свои травы, а хутор раньше оставлял на алтайцев, да только они его много раз подводили. Пропили его железо, какие-то еще стройматериалы. Пирогов будет счастлив если кто-то останется на хуторе на зиму. На следующий день мы отправились знакомиться. |
