|
К шару были привязаны белые и синие ленты. Вокруг было очень тихо и безветрено. 18 августа мы были в Усть-Коксе. За небольшие деньги остановились на турбазе Владимира Андреевича Овсиенко. Я посылал ему в июле письмо из Москвы, где напоминал о его обещании помочь нам найти хотя бы временное прибежище где мы могли бы пожить некоторое время. Овсиенко обещал созвониться со своими знакомыми директорами ОАО и совхозов и на завтра сообщить мне результат. «Между прочим после вашего отъезда весной о вас тут спрашивали», — усмехнулся Овсиенко. «ФСБ конечно?» «Ну да...» «И вы что?» «Ну меня напугать трудно», — сказал Овсиенко. «Я сказал известный человек, писатель, приехал куда захотел. У нас есть на что посмотреть на Алтае». На следующий день Овсиенко передал мне картонку на которой были написаны три фамилии: Дмитрий Алксеевич Кетрарь, директор ОАО «Халзун» (село Банное), Тайка Александр Николаевич старший охотовед, Усть-Кокса, администрация и фамилия (запамятовал) бригадира маральника в Саузаре а жил он в селе Талда. Первым мы посетили бригадира, но его не было в маральнике, и мы отправились в село Банное. Кетрарь был на месте, и тотчас взялся отвезти нас в дом, который он мог нам предложить. Я сел к нему в синий Уазик [в его личном гараже мы видели три машины, включая иномарку] ребята последовали за мной в нашей белой «Буханке». По дороге он характеризовал мне ситуацию. То была единственная продолжительная моя с ним встреча [впоследствии его конечно запугали люди ФСБ и он не рад был, что приютил нас]. Он сказал что в селе пьют. Что он сегодня только намеренно выдал им зарплату, задержав её, иначе они бы не убрали сено. Еще конечно сено осталось, но основную часть убрали. Что основная часть доходов на Алтае поступает с маральников. Что панты до кризиса августа 1998 года стоили очень дорого, высшие сорта дотягивали до 2400 долларов за килограмм. Что предшественник его был очень плохой хозяин, но у него были в селе сильные корни и поддержка в районной администрации. Что очень нелегко было сместить его. Народ предложил ему стать директором. Он вообще-то чужой здесь. Только 18 лет как приехал из Молдавии. Совсем не пьет, пил когда-то но много лет назад завязал. Здесь, если ты не пьешь это уже огромное преимущество. Как бы иллюстрируя его рассказ, нам попадались беспредельно пьяные люди. Он переехал речку и ввез нас в Сухой Лог — так называлось это место — длинный действительно сухой луг вдоль отрогов гор. Старая избушка пол-крыши отсутствует, — черные бревна и в сотне метров — новая, но незаконченная — пластик на окнах. Мы осмотрели новую избушку. В избушке была большая комната нары вдоль стены, широкие, на четверых. «Печку можно временно взять из старой избы», — сказал Кетрарь. «Смотрите, подходит?» Я сказал что мы остаемся. Был август, я не думал, что мы замёрзнем. «Окна у меня есть, печник есть — я на той неделе пришлю Вам рабочих,» — сказал Кетрарь и уехал. Впоследствии я увидел его только однажды, в жуткий буран. Наш «Уазик» спихнул в кювет пьяный алтаец на грейдере. Из оставновившейся машины вышел тогда Кетрарь не узнав меня. И пожертвовал нам свой трос. На следующей неделе рабочие не появились, а Кетрарь стал нас тщательно избегать. Когда бы мы не подъезжали к его обильному, Самому деревянному, Самому высокому и зажиточному дому оказывалось что он в отпуске, или в Барнауле, или уехал в Горно-Алтайск... Теперь ясно, что он сторонился нас, не желая общаться с людьми, которых пасёт ФСБ, тогда я только предполагал что может быть и так. Золотарев на Алтае преобразился. Хипповатый и не при деле в Барнауле, в горах он был Суперменом. Однажды я увязался с ним собирать мумиё. Я далеко не слабый человек и неплохо хожу, но в сравнении с ним я чувствовал себя черепахой. |
