|
» Он попререкался со мной немного, затем мы договорились встретиться у входа в неработающий гастроном на Лубянке, точнее на сочетании улиц Дзержинского (Сретенка) и Кузнецкого моста. Была оттепель, дождь. Мы стояли под козырьком гастронома: Кондратьев — длинный, худой с усами в плаще и кепке и я — покороче, в рваной кожаной куртке американского полицейского унаследованной мной художника Роберта. Кондратьев злился, опять повторил, что это не ФСБ организовала провокацию. Думаю, ему было боязно перед начальством, что его неуклюжесть засветила его в газете, он опасался, что это повредит его карьере. «Я мог бы Вас посадить тогда, когда Вас взрывали, в июне 1997 года, но я этого не сделал», — сказал он с чувством оскорблённого человека. «За то что меня взорвали, Вы могли бы меня посадить?» Он не ответил «Вот» сказал, запахивая плащ «Мы теперь вынуждены встречаться с людьми на улице. Раньше существовала сеть конспиративных квартир». «Ну я не Ваш агент» сказал я. «Вы знаете сколько я получаю?» Он назвал цифру, не то 2300, не то 1300, я не запомнил точно. «Да, не густо» сказал я «Я живу не лучше Вашего, всё уходит на партию, вот хожу в куртке с прорехами. Скажите мне, Дмитрий, кто это сделал?» Он меня искренне стал убеждать, что не знает. «Ну узнайте» попросил я. Всё это время Костян Локотков прогуливался по краю тротуара. В куртке вывезенной из Германии. Я и тогда был уверен, что он лжёт, несмотря на жалобы на низкую зарплату. И его клыки вылезли из-под усов на мгновение когда он злобно сообщил что мог меня посадить тогда после взрыва, хотя возможно он всего лишь похвалялся. Он мог посадить меня за то что наше помещение взорвали только беззаконным путём. Путём произвола. В ночь с 8-го на 9 апреля 2001 года в машине с вертящимися (?), где то на перегоне между Горно-Алтайском и Барнаулом, его начальник подполковник Кузнецов сказал мне обернувшись (Я сидел зажатый между капитаном Кондратьевым, слева и барнаульским эфесбешным чином): «Я ведь присутствовал у Вас в бункере, когда у вас искали оружие историю с Михалковым Вы конечно помните...» От признания того, что подполковник-оперативник ФСБ там был до разумного предположения что ФСБ участвовала в провокации — один шаг. На этом, увы, история с Михалковым не закончилась. Налёт на бункер лишил нацболов возможности разбросать листовку «Друг палача» в Кремлёвском Дворце съездов. Неумелые ещё наши хранили листовки в штабе и намеревались отправиться в Кремлёвский Дворец из штаба. Более того, там уже находились и немецкие журналисты, готовые заплатить немалые деньги в долларах за проходные билеты во Дворец, чтобы эксклюзивно отснять акцию. Акция сорвалась. Ребята искали возможность отомстить Другу палача. Более всего всех нас возмущало, что Михалков слывёт чуть ли не националистом, выставляет себя (квасным) патриотом, тогда как на деде он хамоватый барин, продавший Назарбаеву русских за жирные подачки — финансирование его фильмов. 10 марта, я помню, мы пошли, я и Локотков на некую акцию в поддержку независимого Тибета. Немноголюдное, но интересное действо продолжалось недолго. Уходя с акции, мы получили на пейджер сообщение, что двое наших задержаны в Доме кино за то, что забросали яйцами Никиту Михалкова. Так началось дело Бахура и Горшкова. Административное нарушение, каковое, если бы дело не касалось злобной звезды российской кинематографии закончилось бы для ребят штрафом, было расценено как уголовное преступление, а разрешение его, завернулось на четыре месяца. Горшков отсидел в Бутырке месяц и был выпущен под подписку о невыезде (у него был новорождённый сын), а Бахур задержался в самой поганой тюрьме Москвы на четыре месяца и заболел там туберкулёзом. В конце концов обоих судили и они получили под два с половиной года условно. История вызвала море статей и телерепортажей. |
