|
Брайану очень бы здесь понравилось. Он усмехнулся: – Для того чтобы летать по воздуху, не надо хитроумных приспособлений. В замке Бурн даже Мария раскачивалась среди деревьев, как обезьяна. Она рассмеялась, вспомнив эту картину. Казалось, долгие годы отделяли их от святой Екатерины и старой Молли. – Может быть, нам стоит осмотреть весь театр? Она заткнула цветы за корсаж. – Тогда мне придется вернуться домой и немного полежать. Сам знаешь, день выдался довольно тяжелый. – Ах вот как. – Понимающе кивнув, он открыл дверь в задней части сцены. – Тяжелый день. Улыбаясь» она вышла через открытую дверь. Из Стивена мог бы получиться прекрасный комический актер. При желании он мог вложить лукавый смысл в самое простое замечание. В «Атенеуме» оказалось множество артистических уборных, гримерных и мастерских. Выросшая в театре Розалинда смешила Стивена своими уморительно забавными замечаниями. Оба они играли в тонкую игру, которая разжигала их чувства в ожидании возвращения домой. Когда он открывал дверь, она непременно задевала его своими шуршащими юбками. Он же пользовался любым поводом, чтобы, взяв ее за руку, погладить ладонь. Максимум соблазна и максимум возможностей. Осмотрев нижний этаж, они поднялись выше. Здесь размещалась мастерская для изготовления декораций. – Странная история, – заметила Розалинда, когда увидела посреди мастерской полузаконченные декорации. – Театр, должно быть, закрылся совершенно неожиданно. – Да. Меценат вдруг обанкротился. Владелец театра не пожелал расстаться со своей собственностью, но и не смог найти нового мецената, который согласился бы оплатить уже сделанные долги. Поэтому, почти все осталось в том виде, в каком театр был в день закрытия. – С этими словами Стивен принялся открывать другие двери. Почти нее они вели в кладовые, заваленные бутафорской мебелью и декорациями. Последняя дверь вела в костюмерную. На полках лежали шляпы, королевские регалии и всякая всячина, костюмы висели на вбитых в стены крючках. Розалинда подошла к ближайшему костюму и сняла с него чехол. – Да это же костюм Генриха Восьмого. Его всегда шьют по портрету Гольбейна. Стивен улыбнулся, узнав разрезные, подбитые ватой рукава и роскошную ткань. – В этом костюме Томас выглядел бы просто великолепно. Очень величественно. – Он снял следующий полотняный чехол. – Жабо, высокие сапоги. Вероятно, Фальстаф? – Да. Похож. В последнее время стараются, чтобы костюмы более точно соответствовали эпохе, но до совершенства туг еще далеко. – Розалинда обеими руками подняла сверкающую помпезную корону. – Вот это подошло бы папе. В следующем сезоне он хочет сыграть Лира. Лира, считает он, можно играть только после пятидесяти. Стивен вынул шпагу из груды оружия у стены и сделал ею несколько выпадов. – Томас прав. Молодость верит, что она бессмертна. Если бы только молодой актер мог понять неутолимые желания и отчаянное безрассудство старости в преддверии неминуемой смерти. – Он был неприятно поражен, уловив элегические нотки в своем голосе. Это уже походило на жалость к себе. Он сделал еще несколько движений шпагой, проверяя, хорошо ли она сбалансирована. – Этой шпагой, пожалуй, даже и сыра не разрезать. Розалинда наблюдала за ним с нескрываемым восхищением. – Видимо, как подобает аристократу, ты учился фехтованию с самого детства. Он кивнул. – Я неплохо освоил это искусство. В своей мелодраматической юности мне случалось ожидать вызова на дуэль. Если бы выбор был за мной, я бы предпочел шпаги пистолетам. – И он пронзил клинком невидимого противника. – Какими кровожадными бывают молодые люди! – Розалинда положила большую корону и взяла другую, поменьше. – Я хотела бы купить папе новую корону. |
