Неимоверно ему хочется быть актером — но актер из него,
как из герцога Бекингэма монах-отшельник, сколько я ему это ни
объяснял, все впустую. Джек, в тысячный раз тебе повторяю: если в
qeleiqrbe Чаплин и будут актеры, то не иначе, как твой пра-пра-
правнук… Но! — он воздел указательный палец. — Зато у Джека есть и
несомненное достоинство. Мало сыщется в наших театрах людей,
равных ему в умении мастерски гримировать…
— Мастерски — что? — переспросил д'Артаньян.
— Сами увидите, — отрезал Шакспур. — Эй, Джек, немедленно
тащи сюда все свои причиндалы, да не забудь прежде всего бритву и
мыло. Молодому человеку следует сначала сбрить усы…
— А остальным? — попятился д'Артаньян.
— Насчет остальных у меня другие замыслы, — беспрекословно
отрезал Шакспур. — Извольте повиноваться, Дэртэньен, если хотите
незамеченным улизнуть из Англии! Если ваша компания вызовет у кого-
то хоть тень подозрения, то, когда вас поведут на виселицу,
потребуйте, чтобы меня повесили вместе с вами. Только, клянусь вам
самым святым для меня, поэзией и театром, до такого ни за что не
дойдет! Вы имеете дело с Уиллом Шакспуром и его правой рукой,
Джеком Чаплином, а эти джентльмены, пусть пьяницы и бабники, но
мастера своего дела! Вытащите из угла вон тот табурет, Дэртэньен,
и садитесь поближе к свету… Почитать вам новые стихи ради
скоротания времени?
— Охотно, — оживился д'Артаньян. — Только, бога ради,
помедленнее, Уилл, чтобы я мог запомнить и прочесть потом… одной
даме.
— Я, кажется, догадываюсь, кому…
Вбежал Джек Чаплин с тазом в одной руке и бритвенным прибором
в другой. Подчиняясь неизбежному, д'Артаньян поудобнее устроился
на шаткой табуретке и внимательно слушал, как декламирует старина
Уилл:
Украдкой время с тонким мастерством
Волшебный праздник создает для глаз
И в то же время в беге круговом
Уносит все, что радовало нас.
Часов и дней безудержный поток
Уводит лето в сумрак зимних дней,
Где нет листвы, застыл в деревьях сок,
Земля мертва и белый плащ на ней.
И только аромат цветущих роз —
Летучий пленник, запертый в стекле, —
Напоминает в стужу и мороз,
О том, что лето было на земле.
Свой прежний блеск утратили цветы,
Но сохранили душу красоты…
«Как ему это удается? — думал д'Артаньян, покорно подставляя
лицо сверкающей бритве. — Нет, черт возьми, как ему это удается?
Те же самые слова, которые мы все знаем, все до единого по
отдельности знакомы — но он как-то ухитряется складывать их
особенным образом, так что получается сущая драгоценность… Ну
почему так не умею я?»
— Ну вот, — удовлетворенно сказал Шакспур. — Теперь ещё
добавить изрядное количество театрального грима, нанесенного с
неподражаемым мастерством Джека Чаплина… А платье…
Он шумно отодвинул стул, встал и прошелся вдоль ряда
костюмов, задумчиво трогая то одно, то другое женское платье.
У д'Артаньяна стали зарождаться чудовищные подозрения, но он
предусмотрительно молчал, помня гасконскую пословицу. |