|
У д'Артаньяна стали зарождаться чудовищные подозрения, но он предусмотрительно молчал, помня гасконскую пословицу. Наконец Уилл ul{jmsk: — В самом деле… Платье кормилицы Джульетты как нельзя лучше подойдет, вы с Ричардом одной комплекции… — Что? — воскликнул д'Артаньян, выпрямляясь во весь свой долговязый рост. — Мне, потомку крестоносцев, прикажете бежать в женском платье?! — Молодой человек! — неожиданно могучим басом прикрикнул Уилл. — Я знаю по крайней мере один случай, когда король бежал из темницы в женском платье! Самый настоящий король! — Д'Артаньян, нужно использовать любой шанс… — сказал де Вард. — Хорошо вам говорить… — пробурчал гасконец. — Кардинал ждет… — сказал его друг безжалостно. — Ну хорошо, — сказал д'Артаньян смиренно. — Только пообещайте мне, господа, что эта история останется меж нами. Мало ли что там происходило с королями — у них-то есть масса средств сделать так, чтобы над ними не смеялись… … Вот так и получилось, что в порт, где ожидало суденышко, прибыли не трое молодых дворян при шпагах, а пуританское семейство, вовсе не отягощенное орудиями убийства (надежно запрятанными в багаже). Впереди медленно, как и подобает пожилому человеку, давно отвыкшему носиться сломя голову, выступал седовласый и седоусый старец, отягощенный годами, с изборожденным морщинами лицом, сутулый и определенно немощный. Д'Артаньян и сам решительно не узнавал де Варда в этом старце, казавшимся современником крестовых походов, по чистой случайности зажившемся на этом свете. Этот самый Джек Чаплин и в самом деле был непревзойденным мастером, настолько, что более суеверный, чем наш гасконец, человек мог бы подумать, что здесь не обошлось без колдовства, — даже стоя вплотную к де Варду, невозможно было узнать в почтенном старце молодого гвардейца кардинала… Каюзак тоже подвергся разительной перемене — его, правда, не стали обращать в старика, но волосы и усы из темно-русых стали цвета перца с солью, а нарисованные морщины прибавили не менее двадцати лет к его натуральным двадцати пяти. Он тоже был одет с показной пуританской скромностью — и вдобавок покоился на носилках, закрытый до груди темным покрывалом, закрыв глаза и временами жалобно постанывая. Затея с носилками была придумана Уиллом, чтобы скрыть то, с чем не смогли бы справиться ни переодевание, ни мастерство Джека Чаплина, — великанский рост Каюзака. Трудно определить рост возлежащего на носилках под бесформенным покрывалом больного, если только не измерять его скрупулезно портновским футом, до чего вряд ли кто-нибудь додумался бы… Тяжелее всего пришлось д'Артаньяну, имевшему облик скромной, немного мужеподобной — что в Англии не редкость — высокой девицы в строгом, чуть ли не монашеском темном платье давным-давно вышедшего из моды фасона. Ему приходилось ежеминутно следить за собой, чтобы семенить меленько, как девицам и приличествует, не размахивать руками при ходьбе, как гвардеец, не наступать на платье — черт, как они только передвигаются в этих мешках до полу, ухитрившись ни разу не споткнуться и не запутаться?! — не смотреть дерзко на зевак и уж тем более не искать на боку эфес шпаги. Уилл муштровал его достаточно долго, и д'Артаньян более-менее справлялся со своей ролью, набеленный и нарумяненный (что входило в некоторое противоречие с нравами пуритан, но, в конце концов, кто станет вносить суровую критику?). |
