– Мне никогда не понять американской политики, – покачал головой Диц.

– Даже не старайся.

Диц прибыл в своей униформе: синий двубортный блейзер, белая водолазка. Синди оделась по домашнему: вылинявшие джинсы и серая футболка с пятнами автомобильного масла – наряд давно минувших дней, периода ее увлечения автогонками.

Он поднял бокал с «курвуазье».

– Так ты согласна насчет реалистов?

– Нравятся они мне или нет, а продаваться будут, – ответила она. – Желающие купить такие картины найдутся, особенно обнаженную натуру. Мне нравятся работы Перлстайна.

– Ты можешь повесить здесь несколько его картин и устроить прием. Кто знает? Может, придет и Филип. Если пригласить, кого следует, ты наверняка продашь одну или две.

– Поэтому я и отдала предпочтение белому цвету – чтобы использовать квартиру как галерею. Диц нахмурился.

– Мне придется занять денег, чтобы выплатить свою часть расходов по организации выставки реалистов. С банком проблем не будет. Правда, иногда они просят залог.

– Зачем занимать деньги в банке? – спросила Синди. – Я одолжу тебе, сколько нужно.

– Правда?

– Ты напишешь расписку, залогом станут приобретенные нами картины. Не расплатишься – вся выставка станет моей.

Диц улыбнулся, поставил бокал и наклонился к Синди, чтобы поцеловать ее. Она и раньше разрешала ему целовать себя, но на этот раз ответила на поцелуй. Он протянул руку к ее левой груди и осторожно погладил ее. Бюстгальтер Синди не носила, так что его пальцы принялись мять сосок. Раньше она не позволяла прикасаться к себе, но тут не остановила его.

Минуту или больше Диц возился с новой игрушкой.

– Ты только что изменил наши отношения, – заметила Синди.

– Мне извиниться?

– Пока не знаю. Сначала мы должны определиться t; тем, к чему можем прийти.

– Ты потрясающая женщина, Синди. Я хочу тебя. Хочу все.

– Все... Надо разобраться, что включает это понятие. Скажу тебе, что оно может включать в себя, а что нет. Физиологический секс – да. А вот эмоциональную сферу – нет. Я замужем за Анджело и не собираюсь с ним разводиться.

– Если он узнает, то убьет меня.

– Нет, и меня он тоже не убьет. Я не столь наивна, чтобы полагать, будто в Японии он хранит мне верность. Как только какой нибудь японский бизнесмен предложит ему подружку на ночь, он тут же согласится. Я его знаю. И Анджело не ждет от меня воздержания. Ждет он от меня одного, а я, в свою очередь, жду этого же от него: мы не должны ставить под угрозу нашу семью. Если бы на этот счет у него возникли малейшие подозрения, мы бы не стали совладельцами галереи. Ты хочешь рискнуть?

– Я должен, – коротко ответил Диц.

– Мы не сможем встречаться регулярно. О том, чтобы часто, я уже и не говорю. Только в благоприятной ситуации. Когда Анджело нет в городе, а у няньки выходной.

– Я принимаю эти условия. – Диц начал поднимать ее футболку. – Ты позволишь? – Синди не ответила, и он обнажил ее груди...

– Мой Бог, – вырвалось у нее, когда она взглянула на его «игрунчик». – Никогда не видела ничего подобного.

Маленький, необрезанный. Она оттянула крайнюю плоть большим и указательным пальцами.

Диц ахнул.

– В Европе это варварское обрезание еще не распространено. Мой дед спас свою жизнь, показав свой необрезанный Glied шарфюреру СС, который принял его за еврея. Необрезанный, он не мог быть евреем.

Синди наклонилась, полизала его мошонку в надежде, что пенис вырастет.

– Он у тебя невелик, – откровенно сказала она.

– Он знает свое дело. Жалоб не поступало. Диц ее не обманул.