– Куда мы едем? – снова спросил Гудир, и снова Ребус притворился, будто не слышит.

– Знаешь, чем я занимался вчера, пока Шивон вкалывала? Ездил в Оксген, смотрел, как сносят несколько высотных домов. Когда‑то я там кого‑то арестовывал, но вот подробностей уже не помню. Должно быть, мое время действительно ушло, Тодд… Кстати, ты читал статью в сегодняшней утренней газете? Оказывается, среди избирателей, готовых проголосовать за предоставление Шотландии независимости, гораздо больше англичан, чем собственно шотландцев. Поневоле задумаешься, а?

– Мне кажется, вы еще не совсем пришли в себя после субботы, сэр.

– Извини, Тодд, что‑то я действительно разболтался. На самом деле я думал совсем о другом. Вчера я вообще много думал… о разных вещах и понял то, что должен был заметить раньше.

– И что же?

– Ты ведь христианин, Тодд?

– Вы ведь знаете, что да.

– Видишь ли, христиане бывают разные. Я бы сказал, что ты скорее тяготеешь к догматике Ветхого Завета: око за око, зуб за зуб и все такое…

– Не понимаю, что вы хотите сказать…

– Нет, я, конечно, ни в коем случае тебя не виню. Ведь в Ветхом Завете ясно написано, что добро, что зло, что черное, а что белое…

– Отвезите меня лучше назад, к вокзалу, – попросил Гудир, но Ребус покачал головой.

– Помнишь, в субботу утром мы разговаривали в коридоре – ты, я и Шивон? Ты ехал в свой участок, а к нам зашел попрощаться…

– Помню, конечно.

– Ты сказал мне, что, когда я выйду на пенсию, я смогу наконец починить багажник «сааба». – Ребус коротко взглянул на своего пассажира. – Кстати, я до сих пор этого не сделал.

– Несмотря на то, что у вас теперь достаточно времени?

Ребус коротко рассмеялся.

– Мне вот что не дает покоя… Как ты вообще об этом узнал?

– О чем?

– О том, что у меня плохо закрывается багажник. Я спрашивал Шивон, но она не помнит, чтобы говорила тебе что‑то подобное. Я тоже уверен, что в наших с тобой многочисленных беседах мы этой темы не касались. Так откуда?..

– Я узнал об этом в тот вечер, когда убили Федорова, – объяснил Гудир.

Ребус кивнул:

– Я пришел к тому же выводу. Когда мы с Шивон приехали на Реберн‑вайнд, ты был уже на месте и мог видеть, как я доставал из багажника спецкостюм для осмотра места происшествия и как потом я с трудом захлопнул чертов замок.

– Ну и что из этого?

– Я пока и сам не знаю, что. Зато я знаю другое: я упрятал твоего деда за решетку, а когда он умер, это разрушило твою семью. Подобные события способны причинить глубокие раны, которые болят потом еще долгие годы. Ты лишился отца и матери, а твой брат Сол ступил на скользкую дорожку и стал работать на Большого Гора Кафферти. О наших с Кафферти особых, – назовем их так, – отношениях ты был достаточно хорошо осведомлен: Шивон говорила, что ты несколько раз расспрашивал ее об этом. Она, кстати, считает себя виноватой…

– В чем?

– Шивон считает: если бы она не рассказала тебе, что я ненавижу Кафферти всеми фибрами, ничего бы не случилось. Но она рассказала, и ты сразу сообразил, что это обстоятельство автоматически сделает меня главным подозреваемым, если с Кафферти случится что‑нибудь плохое. – Ребус немного помолчал и добавил: – И конечно, Шивон казнит себя за то, что вообще привлекла тебя к работе.