Ребус не торопясь перелистывал страницы. Книга была на английском; она называлась «Астапово‑блюз» и содержала стихотворения, озаглавленные «Раскольников», «Леонид», «Помни ГУЛАГ» и так далее.

– Что означает это название – «Астапово‑блюз»? – спросил Ребус у Симпсона.

– Астапово – это железнодорожная станция, где скончался великий Толстой.

Старший санитар усмехнулся:

– Я же говорил, что Байрон – парень башковитый!

Ребус протянул книгу Шивон. Та открыла ее на титульном листе и прочла сделанную размашистым почерком дарственную надпись, в которой автор советовал «дорогому Крису» «хранить веру, которую я храню и которую потерял».

– Что он имел в виду? – поинтересовалась она.

– Я сказал, что тоже хотел бы стать поэтом, а он ответил: это означает, что я им уже стал. Я думаю, Федоров имел в виду, что верит в поэзию, но утратил веру в свою страну. – При этих словах Крис слегка покраснел.

– А где именно проходил вечер? – спросил Ребус.

– В Шотландской поэтической библиотеке, неподалеку от Кэнонгейта.

– На вечере он был один или, может быть, с женой, с издателем?

Симпсон неуверенно покачал головой:

– Я не знаю точно. Вообще‑то Федоров настоящая знаменитость. Говорили даже, что он может получить Нобелевскую премию.

Шивон захлопнула книгу.

– Мы всегда можем обратиться в русское консульство, – заметила она.

Ребус медленно кивнул. Снаружи донесся шум мотора – к моргу подъезжала какая‑то машина.

– Кажется, кто‑то из наших профессоров наконец проснулся! – встрепенулся старший санитар. – Идем, Байрон, нужно подготовить секционный зал.

Крис потянулся за своей книгой, но Шивон прижала ее к себе.

– Вы не против, если я пока оставлю ее у себя? – спросила она. – Обещаю, что не стану продавать ее через интернет‑аукцион!

Молодой человек, похоже, был не очень доволен подобным оборотом, но напарник снова напомнил ему, что их ждет работа. Шивон тем временем убрала книгу в карман куртки, и Симпсону пришлось смириться.

Несколько мгновений спустя входная дверь распахнулась, и Ребус увидел входящего в морг профессора Гейтса с припухшими со сна глазами. Следом за ним шел второй патологоанатом, доктор Керт. Эти двое работали вместе так часто, что иногда Ребус думал о них как об одном человеке. Трудно было поверить, что за пределами секционного зала эти двое вели каждый свою – и весьма достойную – жизнь.

– Привет, Джон, – сказал Гейтс, протягивая Ребусу руку, которая показалась детективу такой же ледяной, каким был воздух в комнате. – Ну и холодина! А‑а, сержант Кларк… Вижу, вы тоже здесь? Ждете момента, чтобы выйти из тени своего учителя?

Шивон мгновенно ощетинилась, но ничего не сказала. Не было никакого смысла спорить и доказывать, что она – пусть пока только в собственных мыслях – давно вышла из тени Ребуса и представляет собой самостоятельную боевую единицу. Сам Ребус лишь ободряюще улыбнулся ей и обменялся рукопожатием с доктором Кертом. Лицо у того было серым, словно обмороженным, но холод в данном случае был ни при чем: примерно одиннадцать месяцев назад у Керта заподозрили рак. Тревога, к счастью, оказалась, ложной, но с тех пор эксперт так и не оправился, хотя отказ от курения, безусловно, пошел ему на пользу.

– Как поживаешь, Джон? – поинтересовался Керт, и Ребус подумал: ему следовало первым задать этот вопрос, однако он только кивнул, давая знать, что все в порядке.