Она все таяла, пока не скрылась из вида за столом.

Стол тоже стал таять и понижаться.

Все вокруг плавилось. Стул под Бруно сделался пластиковым, затем растекся. Пол превратился в миску, стены капали и стекали по ней в яркий водоворот в центре.

Бруно с ужасом увидел, что тоже скользит к воронке. Воронка подхватила его и закружила в хаосе грома, стремительного падения и отвратительного ужаса.

Ветер взревел с удвоенной силой... Воронка сомкнулась вокруг него... Он стал падать во тьме...

Когда он проснулся в этот раз, то ни в чем уже не был уверен. Его не покидала паника. Позже Бруно узнал, что пробыл в полубезумном состоянии целых восемь дней, и лишь непрерывное внимание Моррисси не давало ему разбушеваться. Затем потянулись недели выздоровления, потом отпуск, и казалось, что прошло очень много времени, прежде чем он вернулся из Флориды здоровый и загорелый, чтобы продолжить работу.

Но все равно даже тогда страх не уходил. Управляя блоками лечебницы, Бруно чувствовал этот страх — легкий, словно акварельный набросок. Он коснулся руки Барбары и ощутил некий комфорт от ее близости. Она помогала ему, хотя и не понимала этого. После этого каждый день, когда Бруно оставлял ее, у него было мимолетное предчувствие, что он никогда больше ее не увидит. Чтобы забыть о неопределенности своей опоры, о том, что земля под ногами уже не такая незыблемая, Бруно погрузился в рутину лечебницы. И постепенно, с течением времени, этот иррациональный ужас уходил.

А Грегсон вылечился. Он все еще являлся объектом самого пристального наблюдения, но все следы психоза, казалось, испарились. Еще оставались незначительные неврозы — естественный результат последних шести лет болезненного состояния, но и они исчезали под натиском надлежащей терапии. Эксперимент с замедлителями в сознании закончился успехом. Но все же, на какое-то время, Бруно отказался о повторения этого эксперимента.

Парсон сердился. Он хотел выстроить график протекания этого процесса, а одно испытание не давало ему достаточного количества данных. Бруно продолжал кормить физика обещаниями. В конечном итоге это закончилось мелкой размолвкой, которую прекратил Моррисси, указав на то, что доктор Роберт Бруно еще, технически, является собственным пациентом и пока что не готов к дальнейшему исследованию этой опасной области.

Парсон ушел разъяренный. Бруно прошел за Моррисси к тому в кабинет и сел, выбрав стул поудобнее. Был полдень, сонные звуки лета за окном создавали мирный фон их беседы.

— Сигарету, Кен?

— Спасибо... Послушайте, Боб. — Они оба сблизились на последние недели, и Моррисси больше не обращался к своему начальнику официально «доктор». — Я сопоставил факты вашего случая и, думаю, добрался до корня проблемы. Хотите услышать мой диагноз?

— Если честно, то не хочу, — ответил Бруно, прикрыв глаза и сделав глубокую затяжку. — Я предпочел бы забыть все это. Но знаю, что не смогу. Это было бы психически губительно.

— У вас был циклический сон во сне — думаю, вы могли бы назвать это так. Вам снилось, что вам снилось, что вы видели сон. А вы знаете, в чем кроется ваша проблема?

— Ну? — буркнул Бруно.

— Вы не уверены, что и сейчас бодрствуете.

— О, я вполне уверен, — возразил Бруно. — Бóльшую часть времени.

— Вы должны быть уверены все время, иначе постепенно заставите себя считать, что не имеет значения во сне вы или наяву.

— Не имеет значения?! Кен! Знать, что пол может растаять у меня под ногами в любой момент и думать, что это не имеет значения? Это попросту невозможно!

— Тогда вы должны быть уверены, что бодрствуете. Со всеми вашими галлюцинациями покончено. С тех пор уже прошло много недель.

— Галлюцинации характеризуются тем, что время в них эластично и чисто субъективно, — принялся спорить Бруно.