Не сегодня. Не в этот раз. Больше не будет сказок о справедливости и добре. И сопереживании. Посмотри лучше, что я нашел в журнале Веры.
Он держал в руках кусок глянцевой страницы. Интервью Мари.
Мартин пробежал глазами по строчкам, но он не искал то, что хотел показать Вик – эти слова и так словно были подсвечены красным.
«А если кто хочет об искусстве со мной поговорить, сказать, что таким, как я там не место – пусть придет ко мне и выскажет претензии вслух. Мой адрес…»
– Я теперь точно знаю, что должен делать. Наверное, впервые в жизни так отчетливо и ясно. Ты не сможешь мне помешать, Мартин, – грустно пробормотал Вик, складывая обрывок в карман. – А знаешь, почему? Потому что ты хочешь того же. И ты согласен со мной. Скажи правду, Мартин. Скажи, я узнаю, если ты солжешь. И если ты сможешь честно ответить «нет», я ничего не сделаю. Но ты ведь хочешь того же, чего хочу я?
Мартин закрыл глаза. Это была ловушка. Его собственная ярость и непримиримая борьба со злом загнали его в ловушку. И Вик цинично захлопнул ее.
«Да», – выдохнул он.
…
Близился вечер. Вик встал с земли, отряхнул одежду и в последний раз с тоской посмотрел на воду.
– Ну что же.
Он вышел из леса, и несколько минут стоял на опушке, закрыв глаза.
– Мартин, где живет Рита, ты помнишь? Она как то говорила.
«Зачем она тебе?»
– Хочу попросить ее о помощи. Сейчас нам всем нужна помощь, и друзья должны поддерживать друг друга, не так ли? Ну же, Мартин, я сам могу вспомнить. Но я клянусь, что не собираюсь ничего с ней делать.
Мартин вздохнул. Он помнил дом, который она называла. В деревне вообще то было не так много домов, Вик мог стучать по очереди в каждый, и скорее всего нашел бы ее быстрее, чем обошел половину.
«Идем».
Вик шел быстрым, размеренным шагом. Путь от леса до деревни теперь занимал у него около двадцати минут. Добежать он мог бы и быстрее, но он не собирался никуда нестись, сломя голову. Ему больше некуда было торопиться и некого спасать.
Дойдя до дома Риты, он постучал, прислушавшись к лаю собак. Что то смутно знакомое брезжило в этом доме и во дворе, видневшемся сквозь забор.
Ему открыла немолодая, грузная женщина в цветастом халате. Вик с почти детским восторгом узнал ее – надо же, столько лет жить в одной деревне, и не узнать мать девушки, с которой дружил!
– Здравствуйте, уважаемая! Не волнуйтесь, мне не нужна ваша клубника, я хочу видеть вашу дочь! – весело сказал он.
– Ритку чтоль? – хрипло отозвалась она.
Не было цветных реек на огороде. О доме явно заботились, но на нем лежала неуловимая печать запустения. Словно люди иногда исчезают не несколько недель, а потом не слишком то стараются устранить последствия.
– Ее. Могу я зайти во двор?
– Заходи, раз пришел, – коротко бросила женщина, заходя в дом.
Вик стоял во дворе и разглядывал грядки с клубникой. Он клубнику никогда не любил, а с того дня испытывал к ней какое то инстинктивное отвращение.
– Вик! Ты на ягоды посмотреть пришел? Тебе нарвать? – весело окликнула его Рита.
Волосы она заплела в косу, а на ее лице совсем не было косметики. Было видно, что она не собиралась никуда идти.
Наверное, показаться ему в таком виде означало некое особое доверие.
Он вымученно улыбнулся ей:
– Прогуляемся?
…
Потребовалось три круга по деревне, чтобы Вик закончил рассказ. С каждым словом Рита становилась все бледнее, а под конец вырвала у него руку, за которую он ее держал и разрыдалась.
– Вот ведь мудаки! Ненавижу, твари!
Она подняла на него полные ярости черные глаза.
– Вот как, да?! Вот так оно происходит, вот такая вера в справедливую любовь?! Да в хер не упиралось такое искусство!
Вик невольно залюбовался. |