Мартин почувствовал, как нехорошо кольнула тревога. Вот только бы Вик не решил что то доказывать!

Но Вик, к его большому удивлению, рассмеялся.

«Пусть трус, зато живой. И стесняться этого не стану, не бойся».

– А зачем становиться героем? О чем ты на самом деле думаешь, когда представляешь, как повесила бы эту звезду на макушку?

– Ну ты и глупый. Меня бы тогда любили. Может быть даже родители – знаешь, это ведь очень старая елка. И это – звезда нашего поколения. А у наших родителей, говорят, была другая. И они тоже когда то мечтали…

Риша стояла и смотрела на то место, где они спрятали звезду тоскливым взглядом, нервно теребя рукава.

– Меня не любят, Вик. У меня в деревне нет друзей, зовут шлюхиным отродьем. Мама моя им не нравится, она в городе жила, потом дом купила… Ты просто не знаешь. Такое не прощают. Ты тоже не простишь. Просто ты не общаешься с деревенскими, не знаешь, как у нас принято.

– Плевать мне, как у вас принято, Риш. Я хочу быть твоим другом, и мне все равно, как твоя мать купила дом. Людей любят не за готовность залезть на елку и не за то, сколько их родители работали в огороде. Например мой папа алкаш, думаешь, мне стыдно?

– А за что любят?

– За то, какие эти люди есть. За то, что отличает их от других людей. А еще просто так. Я очень хочу быть твоим другом, но вряд ли эта дружба тебя порадует, если ты расшибешься, упав с елки.

– Вик, а ты правда хочешь…

– Правда, Риш. Только ради всего святого, пусть эта звезда лежит себе на земле, хорошо?

– Хорошо, – неожиданно светло улыбнулась Риша.

И подала руку, впервые будто застеснявшись.

…

Мартин, как и обещал, жарил на кухне блины, тревожно прислушиваясь к звукам сверху. Впрочем, отец спал, и судя по пустой бутылке на столе, спать он будет еще долго. В бутылку вмещалось полтора литра, и вчера она была полной.

«А знаешь, Мартин, кажется, у тебя судьба такая – с какими то несчастными детьми дружить», – отметил Вик, глядя, как растет стопка блинов на тарелке.

– Не худшая судьба. А вот то, что твой отец сожрал весь мед – плохо, – ответил Мартин, задумчиво вертя в руках пустую банку, покрытую жирными отпечатками.

«Что ты вообще о ней думаешь? Ну, о Рише?»

– Думаю это несчастная девочка, и она может найти себе серьезных неприятностей. Но она хорошая. И, наверное, будет тебе верным другом.

«Нам. Мы решили – вместе», – напомнил ему Вик.

– Да, ты прав. Нам… отличным другом.

«Как думаешь, может, выберемся ночью из дома, да сожжем эту несчастную звезду?» – предложил Вик.

– Нет. Во первых, плохая идея идти ночью в лес зимой. Во вторых, ты же слышал – это местная легенда. Они себе сделают другую, и будут лезть на эту елку, пока не родится какое то странное поколение не авантюрных детей.

«Авантюрных…»

– Безрассудных.

«Слушай, как думаешь, а если кто то залезет и звезду туда прикрутит – они же перестанут об этом мечтать? Им незачем станет».

– Вик, мы с тобой не станем думать за всю деревню детей. В лесу достаточно деревьев, с которых можно упасть, рек, в которых можно утонуть и диких зверей, которых можно встретить. Не то что бы я призывал тебя к равнодушию, но лезть на елку не нужно… Слушай, а к блинам у нас ничего и нет, но я тебе чаю заварил.

«Да мне и не нужно ничего. Хотя меда жалко… Слушай, Мартин, а, Мартин. Я знаю, о чем ты подумал, когда Риша рассказала про Крота».

Мартин молча домыл сковороду, вытер руки полотенцем и уступил Вику место. Он забрал чайник и тарелку и тихо прошел в комнату.