– Я читаю книги.

– И…все? – удивилась она.

– А что не так? – Вик тоже был удивлен.

В книгах оживало то, что отвергал настоящий мир. Там как раз все было правильно. Как можно менять иллюзии с книжных страниц, на сомнительное удовольствие носиться и орать дурным голосом, как это делали другие дети?

– Но это же скучно…

Вик остановился и отпустил руку Риши. Внимательно на нее посмотрел, отошел к краю дороги и зачерпнул ладонями снег. Она сделала движение, чтобы отбежать, думая, что он бросит в нее снежком. Но он подбросил снег над головой, позволив ему падать, кружась и сверкая в лучах чистого зимнего солнца.

– Что видишь?

– Снег…

– Да нет же! Иди сюда, – он потянул ее за рукав и подбросил еще одну горсть снега.

– Это пыльца. Она волшебная, видишь, как она искриться? Если волшебство подействует, мы с тобой сможем летать! Как Питер Пен и Венди, никогда не повзрослеем! Никогда не умрем! Ну, ты чувствуешь? А хочешь…

Он снова подбросил снег так высоко, как только смог.

– А хочешь, это будут лепестки яблонь?! Забудь, что это маленькие снежинки, посмотри, как они опускаются на землю! Они розовые, мягкие, сквозь них светит солнце! Ну же, ты видишь?..

Он остановился, с легкой тревогой заглядывая в ее лицо. Вик прекрасно понял, что, если Риша не проникнется настроением – он будет выглядеть дураком.

– Я вижу, – с восторгом прошептала Риша, ловя на руку в красной перчатке одну, запоздавшую снежинку. – И ты всегда… так? Ты так видишь, да? Будто все время играешь?..

– Я не играю. Я правда так вижу.

Он отряхнул перчатки от снега и засунул руки в кармане. Мартин пришил таки воротник к свитеру, на улице было тепло, но все равно его пробирал странный, зябкий озноб.

– У тебя есть братья или сестры? – сменила между тем тему Риша.

– У меня есть две младшие сестры. И… и старший брат, – подумав ответил Вик.

И подумал, что он бы стучал во все двери, каждого дома в их деревне, а потом поехал бы в город, и стучал бы в двери там, повторяя раз за разом эти слова. Только бы его каждый раз обжигало таким чувством благодарности.

– Вик, ты опять задумался?

– Прости, что ты говорила?

– Я спрашиваю, где они? Почему вы не вместе?

– Мои сестры остались на Севере… Младшая, Оксана, совсем маленькая. А Лера… Лера на два года меня младше. Я очень ее люблю. И очень скучаю, – грустно закончил он и подумал, что непременно напишет Лере письмо.

Даже мелькнула мысль написать про Мартина. Но он побоялся. Письмо могли найти взрослые, несправедливые взрослые, ничего понимающие. И не прощающие.

– А брат?..

– Брат он… всегда со мной, – неопределенно прошептал Вик, вкладывая как можно больше двусмысленности в свои слова.

– Вы хорошо ладили? Дрались, наверное? – сочувственно спросила Риша.

Она или не заметила намека, или предпочла не заметить. А может, просто относилась к смерти с детским цинизмом.

– Нет, ты что, он… хороший. И сестру я никогда не стал бы обижать. Она девочка, младшая, я ее люблю, и она меня тоже – зачем мне делать ей больно? – перевел он тему.

– У тебя, кажется, правда хорошая семья, – вздохнула Риша. – Вот, погляди. Мы пришли.

Ель была огромной. Темно зеленая, высеребренная снегом, словно нарисованная поверх лесного пейзажа. Снизу, как оборки широкую юбку, ее охватывали разноцветные искорки.

– Что это? – спросил Вик, подходя ближе.

– Это игрушки, – улыбнулась Риша, приподнимая ветку.

Игрушки были простые. Какие то деревянные фигурки, обклеенные фольгой орехи и замерзшие фрукты, дешевые бусы.