— Думаю, ты это прекрасно понимаешь, Маркус.
— Здесь действительно кое-что есть. Давным-давно фракции Альтруизма доверили очень деликатную информацию, — решается Маркус. — Джанин атаковала нас и выкрала ее. Если я не позабочусь, она уничтожит эти данные. Больше я не могу сказать тебе ни слова.
— Но ведь точно…
— Нет, — перебивает Маркус. — Информация гораздо важнее, чем ты можешь себе представить. Большинство лидеров города рискнули своими жизнями, чтобы уберечь ее от Джанин, и я не буду идти на поводу у твоего любопытства.
Джоанна молчит несколько секунд. Стемнело, и я едва вижу собственные руки. Воздух наполнен запахом земли и переспелых яблок, я стараюсь почти не дышать.
— Когда я последний раз доверил эти сведения представителю фракции, всех моих друзей убили, — повторяет Маркус. — Теперь я никому не верю.
Я не могу удержаться и выглядываю из-за дерева. Они слишком заняты разговором и не замечают меня. Оба стоят рядом, не касаясь друг друга. Еще никогда я не видела Маркуса таким уставшим, а Джоанну — настолько недовольной. Но затем ее лицо делается мягче, и она снова ласково касается руки Маркуса.
— Чтобы обрести мир, мы должны обрести доверие, — кивает она. — Я надеюсь, ты передумаешь. Помни, Маркус, я всегда была твоим другом, даже когда с тобой практически никто не разговаривал.
Она наклоняется, целует его в щеку и молча направляется в глубь сада. Шокированный, Маркус застывает на месте, затем он идет в другую сторону, к домам.
Откровения последнего получаса бурлят в моей голове. Я думала, Джанин напала на альтруистов, чтобы захватить власть, но, оказывается, все наоборот. Ей требовалась секретная информация.
И вдруг чехарда в сознании прекращается. Я вспоминаю слова Маркуса. Большинство лидеров города рискнули своими жизнями . Был ли среди них мой отец?
Я должна выяснить, что было настолько важным для альтруистов, если они могли пожертвовать жизнью ради этого, а эрудиты — убить.
Я не стучусь в дверь комнаты Тобиаса, а сначала просто прислушиваюсь.
— Нет, не так , — смеется Тобиас.
— В каком смысле? Я идеально подражал тебе.
Второй голос принадлежит Калебу.
— Не получилось.
— Давай повторим.
Я толкаю дверь в тот момент, когда Тобиас, усевшийся прямо на полу, кидает в противоположную стену небольшой нож для масла. Он втыкается по самую рукоятку в кусок сыра, который они водрузили на шкаф. Калеб изумленно глядит сначала на мишень, а потом на меня.
— Еще скажи, он избранный среди лихачей, — фыркает Калеб. — Ты тоже так можешь?
Он выглядит лучше, чем вчера. Глаза не красные, в них появились привычные искорки любопытства. Мир снова занимает его. Каштановые волосы спутаны, а пуговицы на рубашке вдеты не в свои петли. Но в такой неряшливости — очарование Калеба. Складывается впечатление, что большую часть времени он вообще не задумывается о своем внешнем виде.
— Правой рукой, — подтверждаю я. — Хотя, ты прав. Четыре наверняка избранный среди лихачей. Можно спросить, зачем вы нож в сыр кидаете?
Тобиас впивается в меня взглядом на слове «Четыре». Калеб не знает, что прозвище — главный показатель превосходства этого парня над остальными.
— Калеб пришел кое-что обсудить, — заявляет Тобиас, откидываясь к стене, но продолжая смотреть на меня. |