Рокентин воздел к небу руки:

— Какая несправедливость, какой напрасный поклёп! Если великий Государь не отречется от своего заблуждения, то я прикажу небесной сфере упасть на землю, которую в сем случае на веки вечные объемлет тьма кромешная!

Пётр ударил арапником Рокентина:

— Не клуси (не ломайся шутом), человек похабный! Тут всё тебя обличает. Разве не сам утверждал, что карета со злодеями прочь города поехала? Но вчера утром во дворе дрябня (слякоть, жижа) была, земля сырая, влагой напитанная. Вот, зри, следы колес той кареты полукругом на обочине отпечатались, а ныне подсохли и тебя в воровстве обличают. И жалобы на внутренние боли — притворство одно.

— Сё поклёп! — Рокентин встал в гордую позу. Государь изумился:

— Таких глупых в упрямстве только баб встречал. Что же ты не опрокинул на грабителей свод небесный, не опалил их огнем? Тебе, Рокентин, хоть ссы в глаза — все Божья роса. А что твоя блудница скажет?

Тут настала минута для всеобщего удивления: пока Государь обличал Рокентина, девица словно сквозь землю провалилась.

Впрочем, её особо никто не искал, ибо в тот же день эта история благополучно завершилась.

Эпилог

Рокентин был подвешен на дыбу и после первого удара кнутом повинился. Устроить весь маскарад ему посоветовала умная Нина: «Одним махом разбогатеем!» Она же отходила любовника палкой и привязала к дереву.

Бриллиантщик повёл Государя к себе в сад. Под старой березой нашли шкатулку, завернутую в прочную парусину. В шкатулке лежала бриллиантовая застежка. Обнаружил Пётр и изъял много золота и камней, а также большую сумму наличности — всего на двести десять тысяч рублей.

15 ноября того же 1723 года Государь продиктовал манифест «О короновании блаженной памяти её Императорского Величества Государыни Екатерины Алексеевны». Дело было непрочным, вот Государь и приводил в манифесте исторические примеры и утверждал, что «всем ведомо, как во всех христианских государствах непременно обычай есть патентами супруг своих короновать, и не только ныне, но и в древности…».

И далее Государь, отринув правду, взахлёб живописал подвиги и самоотвержение супруги в двадцатилетней войне со Швецией и о спасении якобы ею русского войска на берегах Прута. «Того ради, — говорилось в манифесте, — данною нам от Бога самовластию за такие супруги нашей труды решились мы короновать её Императорским венцом».

Седьмого мая 1724 года над землей московской плыл праздничный колокольный звон. То по обычаю предков в Кремле Пётр короновал свою Катеньку. Народ широко открыл рты, когда увидал богатейшую робу Императрицы из штофной материи с великолепным золотым шитьем. Коронационную мантию для царицы за безумные деньги изготовили в Париже из золотого штофа. Да и чего их, деньги, жалеть? Чай, не в гроб Петру Алексеевичу их с собой брать.

Впрочем, узнай тогда Государь некоторые подробности амурных приключений своей возлюбленной, так, может, и не столь щедрым был бы? Но он сведает о них лишь тогда, когда самому жить останется слишком мало. Даже царское величие не служит порукой женской верности. А что касается аграфа за стежки, из-за которой разгорелся весь сыр-бор, так он красовался на коронационном платье Императрицы. И его хорошо видно на старинной гравюре.

Что стало с Рокентином? По закону он мог бы, как человек звания благородного, претендовать на смерть легкую — отрублением головы. Но суд приговорил его как колдуна к сожжению на костре.