Наконец, белым фуляром утирая круглое, доброе лицо, появился запыхавшийся Штелин. Едва взглянув на сосуды, сразу же сказал:

— Зрите сюда. Государыня! На основании банок гравировка: для женской головы — «Марта 14, года 1719», а для мужской — «Ноября 16, года 1724». Сии головы принадлежали, быть может, самым красивым и знаменитым людям эпохи Петра Великого. Оба поначалу были обласканы судьбой, и оба кончили на эшафоте.

Государыня нетерпеливо спросила:

— Яков Яковлевич, не томите: так кто они? И почему всё-таки в Петровской кунсткамере?

— О, милостивая Государыня, сей разговор вельми долгий.

— Мы готовы слушать! Сейчас нам принесут вино и фрукты, а мы уже превратились в само внимание.

Собрание уродов

Екатерина Великая удобно устроилась на бархатной козетке, с очаровательной простотой усадив рядом с собой Дашкову. Штелину лакей подал глубокое кресло. Тот, смакуя рубиновый шатолафит, неторопливо начал:

— Пётр Великий, всячески ратуя о развитии наук в России, в январе тысяча семьсот двадцать четвертого года подписал указ об образовании Академии. По ходатайству Блюментроста, будущего президента её и лейб-медикуса, отпустил денег на ежегодное содержание оной без малого двадцать пять тысяч.

И в ведение Академии перешла существовавшая уже кунсткамера. В сей музеум вносились самые невероятные и курьёзные предметы, скажем, павших слона и льва — для изготовления их чучел.

— Ах, какие ещё диковинки? — полюбопытствовала Дашкова.

— Ну, скажем, в банке и по сей день хранится младенец с рыбьим хвостом, родившийся в Москве на Тверской. Или такое, чему особенно поражался великий преобразователь, — собачонка, которую родила шестидесятилетняя баба. Государь решил, что баба занималась содомией, и приказал живьём закопать её в землю.

Екатерина с возмущением покачала головой:

— Неужто живую? Сколь много дикости было в древности! Но вы, сударь, продолжайте.

— Перечислять разных уродов можно долго. Упомяну лишь про несчастного, вывезенного из Сибири. Его почтили особенно — и не случайно — предоставили отдельный кабинет. Сей мужчина — простите за необходимую подробность! — родился без нормальных половых органов.

— Что, живой экземпляр? — ужаснулась Императрица.

— Совершенно верно. Ваше Императорское Величество. На причинном месте у него был некий грибообразный нарост, похожий на коровье вымя (в библиотеке Академии хранится гравюра). Посреди торчал какой-то кусок мяса, откуда постоянно выходила, с позволения сказать, густая моча. Все это было в высшей степени отвратительно. Сему экспонату разрешалось развлечение — рубить дрова для дворцовой кухни. Мне рассказывали очевидцы, что экспонат на коленях многажды умолял Петра Алексеевича отпустить его домой и не мучить, но Государь ответил: «Не смей подобными просьбами меня утруждать, ибо желание твоё ведет к оскудению кунсткамеры». Всего более сотни уродов собрал Государь — живых, а более того — мёртвых.

— То, что Пётр Великий тщательно и многосторонне обогащал коллекцию курьёзов, сие нам известно. Но мёртвые головы тут при чем?

— Ваше Императорское Величество, повторюсь: ведь это не просто головы каких-то смердов. Это были головы особ значительных. Сегодня я расскажу про голову женскую… Она принадлежит знаменитой леди Гамильтон.

Государевы перемены

Штейн, рассказчик искусный, начал:

— Гамильтоны принадлежат к числу древнейших родов шотландских и датских. Один из их представителей обосновался в России ещё при Иоанне Васильевиче.