Он хотя бы меня шалавой не считает. Со злости убьёт, наверное, то-то ты порадуешься!
Шумно шмыгнув носом, Мериам побежала. Не замечая набившегося в ботинки снега, подхватила сумку и, рыдая в голос, потащилась в город. Куда угодно, только подальше от Шардаша. Лицо намокло от слёз, нос распух. Дыхание сбилось от хриплых рыданий, но адептка не позволяла себе останавливаться.
— Мериам!
Она даже не обернулась, только разрыдалась в полный голос. Ноги увязли в сугробе, и адептка, слишком энергично рванувшись из него, упала. Как оказалось, даже к лучшему. Можно было уткнуться лицом в снег, будто в перину, и клясть злую судьбу.
Хорошо, наверное, тут замёрзнуть: просто уснёшь и не заметишь. И боли не станет.
Шардаш в нерешительности остановился рядом с адепткой. Она не расслышала лёгкого скрипа снега, хотя профессор в этот раз не стремился сделать поступь бесшумной.
Раскинув руки, Мериам так искренне рыдала, что профессор не знал, как поступить. С одной стороны, были запахи, её неосторожная обмолвка о стирке, с другой — прежняя искренность адептки и её неподдельная обида. Насторожило Шардаша и упоминание опасного тёмного: вряд ли Мериам могла так хорошо себя контролировать, чтобы играть и лгать. Этого она совсем не умела.
Профессор осторожно коснулся её подрагивающих плеч. Ответом стало глухое: «Уходи!» Но Шардаш не собирался отступать, поднял Мериам на ноги и отряхнул. Она в сердцах оттолкнула его и отвернулась.
— Мериам, ты заболеешь, иди в дом.
— Ничего, не ты же виноват будешь, — всхлипнула адептка. — Не надо, Тревеус, ты всё сказал, даже выслушать не пожелал.
— Ты говорила об изнасиловании…
Мериам кивнула и коротко, всё так же стоя спиной к Шардашу, поведала о Хлодии Савертине. По мере рассказа профессор всё больше хмурился, а затем заново обнюхал адептку. Не удовлетворившись одним разом, сделал это трижды и сжал кулаки. Мериам замерла, ожидая вердикта.
— Почему ты сразу мне не сказала? — хмуро поинтересовался Шардаш.
— Когда? — обернулась адептка. Щёки её пылали. — Когда ты меня тряс или когда изменницей назвал?
— Когда к учителю переместилась. Сразу же надо было, Мериам!
— Значит, я ещё и в этом виновата?! — в Мериам заговорила ущемлённая гордость. — А это мне нужна поддержка, мне нужна ласка. Спасибо большое за внимание! Помнится, обещал бросить, если в «Белый клык» пойду. Я ходила, только сама тебя бросила.
— Не надо, пожалеешь ведь о том, что наговорила, — Шардаш поправил её растрепавшиеся волосы. Взгляд его потеплел. — Просто если бы сказала… Я же ничего не знал.
Адептка ответила молчанием.
Вздохнув, профессор сжал в ладонях её руку и прошептал:
— Прости, я действительно поступил дурно, зверь перевесил. И никого бросать я не собираюсь.
Шардаш наклонился к Мериам с намерением поцеловать, но натолкнулся на её ладонь.
Адептка больше не плакала, но гадкое чувство никуда не делось, ей по-прежнему хотелось уйти.
— Не трогай меня, — пробормотала она. — Пожалуйста, не трогай, потому что одним «прости» всё не исправишь. Ты мне не веришь, а без этого у нас ничего не выйдет.
Шардаш не послушался, обнял Мериам и осторожно, будто в первый раз, гладя по спине, пробормотал: «Прости меня, это инстинкт». Адептка повела плечами, и профессор отпустил её. Вид у него был затравленный, а глаза — как у побитой собаки. Мериам же не хотела даже взглянуть, упорно отводила глаза. Потом вздохнула и резанула прямо по сердцу: «Вам не за что извиняться, мэтр, и вашу сестру я не обременю». Тон был холоднее льда. |