|
- Что-то начинается. Что-то уже происходит". Перед глазами Вилли мелькнул тот бумажный лист - вот он резвится между деревьями. "Самая Прекрасная Женщина..." В темноте щеки его вспыхнули, словно внезапный внутренний жар опалил их...Джим, улица Театра... обнаженные фигуры на сцене... безумные, как в китайской опере, проклятые древним проклятием... евреи... джиу-джитсу... индийские головоломки... и отцовский голос, грустный, печальный, печальнее всех... слишком печальный, чтобы можно было понять. Почему отец не сказал об афише? Почему сжег ее тайком? Вилли выглянул в окно. Вон там! Белый лист танцевал в воздухе, словно большой клок одуванчикового пуха. - Ну не бывает карнавалов так поздно! - прошептал он. Не может быть! Через минуту, с головой накрывшись одеялом, при свете фонаря он открыл книгу. С первой же страницы на него ощерился доисторический ящер, миллион лет назад долбивший змеиной головой ночное небо. "Дьявольщина! - подумал он. - Это я Джимову книжку прихватил, а он - мою! А что? Вроде симпатичная зверюга..." Уже улетая в сон, Вилли успел услышать, как негромко хлопнула входная дверь. Отец ушел. Ушел к своим метлам, к своим книгам, ушел в город... просто ушел прочь. А мама спала. Она ничего не слышала. Глава 9 Во всем мире нет другого имени, чтобы так легко слетало с языка. "Джим Найтшед - это я". Джим вытянулся в постели и стал как стебель тростника. Кости легко держат плоть... мышцам удобно на костях... Библиотечные книжки, так и не открытые, сгрудились возле расслабленной руки. Он ждал. Глаза полны сумрака, а под глазами - тень. Он помнил, откуда она. Мать говорила: в три года он едва не умер, вот тогда и появилась эта тень. На подушке - волосы цвета спелого каштана, жилки на висках и на запястьях гибких рук - темно-синие. Плоть его ваяла темнота, темнота медленно брала свое. Джим Найтшед - подросток, который все меньше говорит и все реже смеется. Джим всегда смотрел только на мир перед собой, видел только его и не отводил глаз ни на миг. А если за всю жизнь ни разу не взглянуть в сторону, то к тринадцати годам проживешь все двадцать. Вилли Хэллуэй - другой. Следы детства видны пока отчетливо. Взгляд вечно скользит поверх, уходит в сторону, проникает насквозь, и в результате к своим тринадцати годам он насмотрелся едва ли на шесть. Джим досконально изучил каждый квадратный дюйм своей тени, он запросто мог бы вырезать ее из черной бумаги и поднять на флагштоке, как свое знамя. Вилли удивлялся, изредка замечая скользящее рядом темное пятно. *** - Джим, ты не спишь? - Нет, мама. Дверь открылась и снова закрылась бесшумно. Кровать слегка прогнулась от ее невеликого веса. - Ох, Джим, какие у тебя руки холодные. Прямо ледяные. У тебя слишком большое окно в комнате. Это не очень хорошо для здоровья. - Точно. - Ты еще не понимаешь. Вот будет у тебя трое детей, а потом из них один останется... - Да я их вообще заводить не собираюсь! - фыркнул Джим. - Все так говорят. - Да нет. Я точно знаю. Я все знаю. - Что ты... знаешь? - Мамин голос слегка дрогнул. - С какой стати новых людей плодить? Они ведь все равно умрут, - голос его звучал тихо и ровно. |
