Изменить размер шрифта - +
- Вот и все.
     - Ну, это еще не все. Ты-то есть, Джим. А не будь тебя, и меня давно бы не было.
     - Мама... - и долгая пауза, - ты помнишь папу? Я похож на него?
     - Джим, в день, когда ты уйдешь, он уйдет навсегда.
     - Кто?
     - Ох, да лежи ты спокойно. Хватит уже, набегался.
     Просто лежи себе и спи. Только... обещай мне, Джим. Когда ты уйдешь, а потом вернешься, пусть у тебя будет куча детей.
     Пусть носятся вокруг. Позволь мне когда-нибудь побаловать их.
     - Да не буду я заводить таких вещей, от которых потом одни неприятности.
     - Каменный ты, что ли? Придет время, сам захочешь "неприятностей".
     - Нет, не захочу.
     Он посмотрел на мать. Да, ее ударило давным-давно. С той поры и навсегда остались синяки под глазами.
     В темноте глуховато и спокойно прозвучал ее голос:
     - Ты будешь жить, Джим. Жить и получать удары. Только скажи мне, когда придет срок. Чтобы мы попрощались спокойно. А то я не смогу отпустить тебя. Что хорошего вцепиться в человека и не отпускать?
     Она встала и закрыла окно.
     - Почему это у мальчишек всегда окна нараспашку?
     - Кровь горячая.
     - Горячая... - Она стояла возле двери. - Вот откуда все наши беды. И не спрашивай почему.
     Дверь закрылась.
     Джим вскочил, открыл окно и выглянул. Ночь была ясная.
     "Буря, - подумал он, - ты там?"
     Да. Чувствуется... там, на западе, этакий "парень что надо" рвется напролом.
     Тень от громоотвода замерла на дорожке под окнами.
     Джим набрал полную грудь холодного воздуха и выдохнул маленькую теплую речку.
     "А может быть, - подумалось ему, - залезть на крышу и отодрать этот дурацкий гром9отвод? На фиг он нужен?
     Выкинуть его и посмотреть, что будет? Вот именно, посмотреть, что получится".

Глава 10

     Сразу после полуночи.
     Шаркающие шаги. Пустынная улица, и на ней давешний торговец. Большущий кожаный саквояж, почти пустой, легко болтается в крепкой руке. Лицо спокойное. Он заворачивает за угол и останавливается.
     Мягкие белые мотыльки бьются о витринное стекло, заглядывают внутрь. А там, за окном, в пустоте зала стоит на козлах погребальная ладья из звездного стекла - глыба льда Аляскинской Снежной Компании, бриллиант для перстня великана. Внутри... да, там внутри - самая прекрасная женщина в мире.
     Торговец больше не улыбался.
     Она предстала перед ним вечно юной; она упала в сонную холодность льда и спит уже тысячи лет. Прекрасная, как нынешнее утро, свежая, как завтрашние цветы, милая, как любая девушка, чей профиль совершенной камеей врезается в память любого мужчины.
     Торговец громоотводами вздохнул. Когда-то, давным-давно, он путешествовал по Италии и встречал таких женщин. Только там черты их хранил не лед, а мрамор. Однажды он стоял в Лувре перед полотном, а с картины, омытая летними красками, едва заметно улыбалась ему такая женщина. А как-то раз, пробираясь за кулисами театра, он бросил взгляд на сцену и примерз к полу. В темноте плыло лицо женщины, какой он не встречал больше никогда. Чуть шевелились губы, птичьими крыльями взмахивали ресницы, снежно-смертно-белым светом мерцали щеки.
Быстрый переход