|
Он знал эти колдовские штучки ветра, знал, как и где подхватывает он две легкие фигурки, как несет их мимо всяких таинственных мест, таинственных только сегодня, только в этот миг и никогда больше. Грусть шевельнула крылом в груди старого человека. "Если бежать вместе в такой вечер, то печаль не ранит, подумал он. - Смотри-ка! Вот Вилли. Он бежит ради самого бега. А вот Джим. Он бежит потому, что впереди есть цель. И все-таки, как ни странно, они бегут вместе В чем же дело? - продолжал он раздумывать, проходя по библиотеке и гася одну за другой зеленые мягкие звезды. - Неужели только в линиях наших ладоней? Почему одни - такие, а другие... Один всю жизнь на поверхности, весь - стрекотание кузнечика, весь - подрагивание усиков, сплошной узел нервов, вечно запутывающийся и запутывающий всех... Губы не знают покоя, глаза с колыбели сверкают и бросаются из стороны в сторону. Ненасытные глаза, и питаются тьмой... Это - Джим, с головой, похожей на ежевичный куст, и с неуемным задором разрастаться вширь, как у сорняка А вот - Вилли. Словно последний персик на самой высокой ветке. Он из тех, на которых взглянешь - заплачешь Да, вроде бы у них все в порядке, и не то чтобы они отказались от случая передернуть в бридже или прихватить плохо лежащую точилку, нет, дело не в этом. Просто какими их увидел впервые, такими они и остаются всю жизнь: сплошные толчки, синяки, царапины да шишки, и вечное недоумение: почему, ну почему же это случилось? Как это могло случиться с ними? Джим, он знает Он караулит начало, примечает конец, и если уж зализывает царапину, то никогда не спросит - почему? Он знает. И всегда знал. Это еще до него кто-то знал, кто-то, бывший давным-давно, из тех, у кого волки ходили в любимчиках, а львы - в ночных приятелях. Это же не от головы. Это само его тело знает. И пока Вилли перевязывает очередную рану, Джим уже движется по рингу, отскакивает, уворачивается от неминуемого удара. Вон они уже где! Джим притормаживает, поджидает Вилли. Вилли наддал, чтобы догнать Джима Бац! бац! Джим выбил два окна в заброшенном доме. Бац! И Вилли выбил окно - как же, ведь Джим рядом, смотрит Боже, вот она, дружба! Каждый из них - гончар, каждый что-то лепит из другого". "Джим, Вилли - подумал он. - Странники. Идите дальше Когда-нибудь я пойму " Дверь библиотеки выпустила его с легким вздохом и слегка хлопнула на прощанье. Спустя пять минут он уже заворачивал в пивную на углу, пропустить свой первый - и последний - стаканчик, и поспел как раз к концу чьей-то фразы: - ...когда открыли алкоголь, итальянцы решили, что это великая вещь, прямо настоящий эликсир жизни. А? Слыхали вы про такое? - Нет, - равнодушно откликнулся бармен. - Точно! - с воодушевлением продолжал посетитель. Очищенный алкоголь! Век девятый-десятый. Выглядело оно как вода. Но обжигало. Не только во рту или там в желудке, нет, оно и в самом деле горит. Так вот, итальянцы решили, что им удалось смешать огонь с водой. Огненная вода! Эликсир жизни! Ей-Богу1 А может, не так уж они и ошибались, принимая его за лекарство от всех болезней... за такую чудотворную штуку. Ну что, выпьем? - Да я-то не хочу, - улыбнулся Хэллуэй, - а вот кто-то внутри меня вроде просит. - Кто?! "Наверное, мальчишка, которым я был когда-то, - подумал Хэллуэй, - тот самый, который пролетает осенними вечерними улицами, как листья под ветром" Но сказать так он, конечно, не смог бы и поэтому просто выпил, закрыл глаза и прислушался: не шевельнется ли давешнее крыло, не мелькнет ли на куче давно сложенных для костра поленьев хоть малая искорка? Нет, не мелькнула. |
