Мать Войны расположилась напротив двери, ей удалось закрепиться. Лестничные поля выросли, переливаясь в воздухе всеми цветами радуги.

Мартин достал жезл, чтобы осмотреть «Черепаху» с внешней стороны. Как после удара топора по деревянной чурке, «Спутник Зари» раскололся на две части, по границе третьего дома‑шара. Оборвалась последняя соединяющая ткань – Мартин обратил внимание, что податливость этого соединения совсем не походило на металл – и «Заяц» выпрыгнул на свободу.

– Разделились? – спросила Тереза, хотя ответ был всем ясен.

– Кораблей Правосудия стало два, – констатировала Мать Войны. Они двигались уже в дюжине километров от «Зайца», и дистанция быстро увеличивалась.

– Вот это и произошло, – подвёл итог Мартин.

– Дерьмо! – выругалась Ариэль и скрестила ноги на полу.

Дети сгрудились, руки и ноги их перемешались, они стали походить на сбившихся в кучу несколько маленьких будд. Мартин дотянулся до руки Терезы и нежно сжал её. Она улыбнулась ему.

Все ведут себя храбро. Просто у нас нет выбора.

– У нас всё получится, – подбодрил всех Мартин.

– Суперторможение начнётся через минуту, – предупредила Мать Войны.

– Давайте считать, – предложил Эндрю Ягуар, и дети начали отсчитывать вслух цифры, что замерцали перед жезлом Мартина.

Пять, четыре, три, два…

Мартин глубоко вздохнул и закрыл глаза. Подобно мягкому электрическому манипулятору, исследовавшему его тело, в него проникли объёмные метрические поля. Он ощутил отдалённый шум в ушах, почувствовал, как кровь остановилась в его жилах, застыла протоплазма… Затем движение возобновилось вновь, затем опять пауза, и снова старт. Вибрирующие толчки полей, контролирующих каждую молекулу, прикладывали к каждой силу, компенсирующую эффект торможения. Временная пауза мыслей, выполнения только рефлекторных движений, местами абсолютная пустота.

Он ничего не видел. Сейчас он был слеп, но боли не ощущал. В таком состоянии они провели несколько дней. Но, к счастью, всё закончилось – поля вернули их в исходное нормальное состояние. Они вновь смогли видеть, двигаться, говорить, есть.

Но все ли прошло хорошо? Не существует машины, работающей совершенно. Любая машина может ошибиться.

Во время суперторможения жезлы не работали. Матери Войны предписано быть неактивной. Падая с верхушки Вселенной вниз, они могли надеяться только на себя… Об этом они знали уже тогда, когда решились на роль голубя мира на носу огромной бомбы, – голубя, готового на всё ради того, чтобы проворковать свою обвинительную речь, ради того, чтобы сохранить надежду выклевать глаза тех, кто ест их яйца, лишая потомства, кто держит их взаперти.

Теодор вошёл в комнату, где в полном одиночестве сидел Мартин, погруженный в непрерывный поток мыслей.

– Это печально, что тебе в голову приходят такие мысли, не так ли?

– О, Господи, Теодор, я не заметил тебя. Почему печально?

– Разве не печалит то, что мы только голуби, и не более того?

– Не нужно возвращаться к этой теме.

– Я никогда не был всеведущ, Мартин. Ты мыслишь более оригинально, чем я. Но смерть сделала меня мудрее.