Ни один из них и не подумал позвонить Сью, которая, ожидая их возвращения, чуть с ума не сошла от волнения. От Мэнди сильно пахло вином, но отнюдь не раскаянием. Брайан, может быть вспомнив о мгновении страха, который испытал сегодня в кабинете директора, чувствовал себя виноватым. Поэтому он злился, просто рвал и метал, отказался от ужина – приготовленного на пару лукового пудинга с имбирной подливкой, и Сью поела одна, с трудом проталкивая пищу в глотку, перехваченную от гнева. Теперь она добавила в коробку Брайана кусочек красного яблока и разложила кружочки спелого банана по краю емкости с салатом для Мэнди.

В соседней комнате орал телевизор. Брайан смеялся, неестественно громко, натужно, как всегда, когда безнадежно тщился разделить развлечения Мэнди, хотя смешно ему не было. Сью слушала, как они фыркают и хихикают. Папа и его маленькая девочка. Она не понимала, как это можно – смеяться, когда кто то живший рядом только что умер. И такой ужасной смертью.

От всего этого шума голова у нее раскалывалась. Странно, что от детей в садике голова никогда не болела, как бы они ни галдели и что бы ни вытворяли. Сью завернулась в шаль, вышла на задний двор и закрыла за собой дверь. В темноте и безветрии что то щебетал черный дрозд, судя по звуку – на старой яблоне. После жуткой какафонии в гостиной его чудесный щебет пробудил в ней желание плакать.

Наконец то телевизор выключили, и Мэнди пошла в ванную чистить зубы. Сью видела ее расплывчатые очертания за толстым волнистым стеклом. Мэнди в последний раз выплюнула воду, вышла из ванной, хлопнув дверью, и через несколько секунд из окна ее спальни послышались залпы «Нирваны». Дрозд сдался. Брайан вышел во двор.

– Нам надо поговорить, – сказал он сурово и придержал кухонную дверь, показывая тем самым, что ей следует вернуться в дом.

Чувствуя себя ребенком в ожидании нагоняя, Сью вошла.

Брайан, напряженный, будто сжатая пружина, все никак не мог начать. Он побарабанил по стенке холодильника, поиграл немного с магнитными буквами. Потом втянул щеки и потеребил бороду. Сью прекрасно знала все эти приготовления. Они означали, что Брайан собирается наехать на нее, просто еще не решил, как лучше это сделать. Она попробовала медитировать. Вдох на десять счетов, выдох – на двенадцать, руки расслабленно лежат на коленях. Представить себе спокойный красивый пейзаж, такой, например, как на обертке «баунти».

– Я просто поверить не мог. Просто не мог поверить!

– О чем ты, Брайан?

– Джеральда обнаружили сегодня рано утром. Поправь меня, если я ошибаюсь.

– Да. Бедная миссис Банди нашла его. – «Скоро, скоро я тебя поправлю, и вот когда ты „не сможешь поверить“ и умрешь от потрясения».

– Где то около десяти?

– Где то так. – «И я тоже, возможно, умру», – подумала она.

– А… А… – Нет, Брайан не мог выговорить, это казалось ему слишком невероятным. Пришлось остановиться и помотать головой, и лишь тогда он сумел продолжить: – А ты мне сообщила об этом только в три!

– Я уже объясняла… – «На прекрасном острове белый песок, на него набегают мягкие, пенистые океанские волны, и все это – под мерцающим небом…»

– Через пять часов!

– Да. Я была… – «…и чудесная райская птица, распустившая свой радужный хвост».

– Но ведь здесь, кажется, есть телефон? Я отчетливо помню, что оплачивал несколько довольно крупных счетов.

«А кто, интересно, наговаривает на такие суммы?»

– Я вернулась из садика в час дня, Брайан. Явились полицейские и объяснили, что произошло, потом налетели репортеры… – Ее голос дрогнул. «Над раскаленным пляжем повисло облачко».