Изменить размер шрифта - +
Он сделал неправильный ход, позволивший Сегуре двинуть защищенную шашку на поле Е5 и, потеряв возможность спасти свою шашку на ноле В6, пропустил Сегуру в последний ряд; тот вышел в дамки.
   — Зеваете, — сказал Сегура.
   — Мы можем пойти на размен.
   — Но у меня дамка.
   Сегура выпил «Четыре розы», а Уормолд снял с противоположной стороны доски «Хейга с ямочками». Сегура сказал:
   — Какой душный вечер!
   Он короновал свою дамку, положив на нее клочок бумаги. Уормолд сказал:
   — Если я ее побью, мне придется выпить две бутылочки. У меня есть запасные в шкафу.
   — Здорово вы все предусмотрели, — сказал Сегура. В его тоне Уормолду послышалось раздражение.
   Играл Сегура теперь в высшей степени осторожно. Заставить его взять шашку становилось все труднее, и Уормолд начал понимать, в чем слабость его затеи: хороший игрок может победить противника, не беря у него шашек. Он взял у Сегуры еще одну, и его заперли. Ходить ему было некуда.
   Сегура вытер потный лоб.
   — Видите, — сказал он, — победить вы не можете.
   — Вы должны дать мне отыграться.
   — Пшеничное виски слишком крепкое. 85 градусов.
   — Давайте меняться, играйте теперь пшеничным вы.
   На этот раз Уормолд играл черными — шотландским виски. Он заменил три выпитые бутылочки у себя и три у Сегуры. Он выбрал дебют «Четырнадцатый старый», который ведет обычно к затяжной игре, ибо теперь уже знал, что единственная его надежда — это раззадорить Сегуру, чтобы тот забыл об осторожности. Он снова попытался подставить партнеру шашку, но Сегура не принял хода. Казалось, он понял, что самый опасный противник — не Уормолд, а его собственная голова. Он даже пожертвовал шашкой, не получив тактического преимущества, и Уормолду пришлось выпить «Хайрема Уокера». Уормолд понял, что и его голова в опасности: смесь шотландского виски с пшеничным была убийственной. Он попросил:
   — Угостите меня сигаретой.
   Сегура перегнулся через стол, чтобы дать ему огня, и Уормолд заметил, как у него дрожат руки. Зажигалка не действовала, и он выругался с неожиданной злостью. «Еще две бутылочки — и он мой», — подумал Уормолд.
   Но отдать шашку упорствующему противнику было так же трудно, как взять шашку у него. Помимо его воли, победа стала доставаться Уормолду. Он выпил «Харпера» и вышел в дамки. Он сказал с наигранным торжеством:
   — Игра моя, Сегура. Сдавайтесь.
   Сегура, нахмурившись, смотрел на доску. В нем явно боролись два чувства: желание победить и желание сохранить трезвую голову, однако голову его туманил гнев, а не только виски. Он сказал:
   — Ну и свинство — так играть в шашки!
   Теперь, когда у его противника была дамка, он больше не мог рассчитывать на бескровную победу, потому что дамка обладает свободой передвижения. На этот раз он пожертвовал «Таверной в Кентукки», но жертва была вынужденная, и он разразился проклятиями.
   — Вот черт, — сказал он, — да эти штуки все разные! Стекло! Где это слыхано о шашках из стекла?
   Уормолд чувствовал, что и его мысли путаются от пшеничного виски, но миг победы — или поражения — настал. Сегура сказал:
   — Зачем вы передвинули мою шашку?
   — Нет, это — «Красная этикетка». Моя.
   — Не могу я, будь они прокляты, запомнить разницу между пшеничным и шотландским! Бутылочки, как бутылочки, вот и разбирайся в них!
   — Вы сердитесь потому, что проигрываете.
Быстрый переход