|
Видно, нервы у Картера крепкие, куда крепче, чем у него. Картеру не удалось выполнить свою миссию на Кубе, однако он не уезжал, он выжидал своего часа, как снайпер или манок для диких уток. Уормолд сказал: — Добрый вечер, Картер. — А, это вы? Добрый вечер, Уормолд. В голосе слышался холодок — в нем звучала оскорбленная добродетель. — Хочу перед вами извиниться, Картер. За эту дурацкую выходку с виски. Был здорово пьян. Да и сейчас чуточку пьян. И не люблю извиняться. — Ладно, ладно, Уормолд. Ступайте проспитесь. — Еще издевался, что вы заикаетесь! Порядочные люди так не делают! Он поймал себя на том, что разговаривает, как Готорн. Лицемерие, видно, профессиональная болезнь. — А я ни черта не понял, куда вы г-гнете. — Я скоро... скоро сообразил, что произошло. Вы тут совершенно ни при чем. Проклятый метрдотель сам отравил свою собаку. Пес был очень старый, но, ей-богу же, надо было его усыпить, а не давать ему отравленные объедки! — Ах, вот оно что! Спасибо, что позвонили, г-голубчик, но сейчас уже поздно. Я ложусь спать. — Лучший друг человека... — Что? Г-говорите г-громче. — «Цезарь», друг короля, а потом тот, жесткошерстый, помните, — он пошел ко дну во время Ютландского сражения? До самого конца охранял на мостике хозяина. — Вы пьяны, Уормолд. Куда проще изображать пьяного, когда ты выпил, — сколько же, в конце концов, он выпил шотландского и пшеничного? Пьяному человеку верят — in vino veritas [истина в вине (лат.)]. С пьяным человеком и расправиться легче. Картер был бы круглым дураком, если бы не воспользовался таким удобным случаем. Уормолд сказал: — А на меня как раз нашло настроение пошататься по разным местам... — По каким местам? — По злачным местам, по тем самым, которые вам так хотелось поглядеть. — Но сейчас уже поздно. — Самое подходящее время. — Даже сюда, на другой конец провода, ему передалось колебание Картера. Уормолд сказал: — Возьмите с собой пистолет. — Он вдруг почувствовал странную неохоту убивать безоружного убийцу, если только Картер окажется безоружным. — Пистолет? Зачем? — В таких местах тебя иногда пытаются обчистить. — А почему бы вам не взять свой? — У меня его, увы, нет. — У меня тоже. — Уормолду показалось, что он услышал металлический щелчок взводимого курка. «Алмаз режет алмаз», — подумал он и улыбнулся. Но улыбка так же вредна в решающую минуту ненависти, как и в решающую минуту любви. Ему пришлось напомнить себе, как выглядел Гассельбахер, когда смотрел на него с пола в баре. Они не дали старику ни одного шанса спастись, а вот он дает их Картеру больше, чем надо. Он стал жалеть, что так много выпил. — Подождите меня в баре, — сказал Картер. — Только поскорее. — Мне надо одеться. Уормолд был рад, что в баре темно. Картер, наверно, созванивается со своими друзьями и назначает им свидание, но в баре им все же не удастся его пристрелить прежде, чем он их заметит. С улицы только один вход и из гостиницы тоже; а к задней стене пристроено нечто вроде балкончика; в случае чего на перила можно опереть руку с пистолетом. Всякий человек, вошедший в бар, должен сперва привыкнуть к темноте — Уормолд это знает по себе: когда он вошел, он не сразу мог разобрать, был тут один посетитель или двое — так тесно прижалась друг к другу парочка на диване возле выхода на улицу. |
