|
То с одним поболтаешь, то с другим. По правде говоря, я и с вами хотел кое о чем потолковать. — Пожалуйста. — Да нет, я предпочел бы местечко потише. Тут все время шныряют какие-то типы — входят, выходят... Как это было далеко от истины! Ни одна живая душа не проходила мимо дверей, освещенных жгучими лучами солнца. Полицейский мирно спал, прислонив сигару к пепельнице, — в этот час здесь не было ни единого туриста, который бы нуждался в опеке и надзоре. Уормолд сказал: — Если насчет пылесоса, пойдемте лучше в магазин. — Не надо. Не хочу, чтобы видели, как я там околачиваюсь. Бар в этом смысле совсем неплохое место. Встречаете земляка, хотите посидеть вдвоем, что может быть естественнее? — Не понимаю. — Ну вы же знаете, как это бывает. — Не знаю. — То есть как, вы не считаете, что это естественно? Уормолд отчаялся что-нибудь понять. Он оставил на стойке восемьдесят сентаво и сказал: — Мне пора в магазин. — Зачем? — Я не люблю оставлять надолго Лопеса одного. — Ах, Лопеса... Вот как раз о Лопесе я и хочу с вами поговорить. И снова Уормолд подумал, что это, вернее всего, какой-то чудаковатый инспектор из главной конторы; однако он явно перешел всякие границы чудачества, когда шепнул ему: — Ступайте в уборную, я сейчас приду. — В уборную? Зачем? — Потому что я не знаю, где она. В этом свихнувшемся мире проще всего подчиняться, не рассуждая. Уормолд провел незнакомца через заднюю дверь по короткому коридору и показал вход в уборную. — Вон там. — Ступайте вперед, старина. — Да мне не нужно. — Не валяйте дурака, — сказал незнакомец. Он положил руку Уормолду на плечо и втолкнул его в дверь. Внутри были две раковины, стул с поломанной спинкой, обычные кабинки и Писсуары. — Сядьте, старина, — сказал незнакомец, — а я пущу воду. — Но когда вода пошла, он и не подумал умываться. — Будет выглядеть куда естественнее, — объяснил он (слово «естественный» было, видно, его любимым эпитетом), — если кто-нибудь сюда ворвется. И, конечно, собьет с толку микрофон. — Микрофон? — Верно. Совершенно верно. В таком месте вряд ли может быть микрофон, но правила прежде: всего. Выигрывает последнюю схватку тот, кто действует по всем правилам. Хорошо, что здесь, в Гаване, моют руки под краном, а не в раковине. Пусть себе вода течет. — Да объясните вы мне... — Осторожность, надо вам сказать, не мешает даже в уборной. Один наш парень в Дании в девятьсот сороковом увидел из своего собственного окна, как германский флот идет через Каттегат. — Какой гад? — Каттегат. Ну, он сразу понял, что началась заваруха. Стал жечь бумаги. Пепел бросил в унитаз и дернул цепочку. Не повезло: весенние заморозки. Трубы замерзли. Пепел всплыл в ванне этажом ниже. Квартира старой девы баронессы, как, бишь, ее звали? Как раз собиралась принимать ванну. Пиковое положение у нашего парня. — Прямо шпионаж какой-то! — Это и есть шпионаж, старина, во всяком случае, как это называют в романах. Вот почему я и хотел поговорить о вашем Лопесе. Он человек надежный или лучше его убрать? — Вы что, из разведки? — Да вроде того. — Зачем я стану выгонять Лопеса? Он у меня работает уже десять лет. |
