|
.. — То есть как это — Пеннифезер? Вы пьяны! — Конечно, пьян. А пьянство губит воображение. Поэтому-то я вас так пошло придумал: Майами, земельные участки, перелет на «Дельте»... Пеннифезер прибыл бы из Европы и пил бы свой национальный напиток — розовый джин. — Я пью шотландское виски, и меня это устраивает. — Это вам кажется, что вы пьете виски. Или, точнее говоря, это я вообразил, будто вы пьете виски. Но мы сейчас все это переиграем, — радостно объявил доктор Гассельбахер. — Я на минутку выйду в холл и, в самом деле, придумаю что-нибудь похлеще. — Я не позволю над собой измываться, — встревоженно заявил сосед. Доктор Гассельбахер выпил виски, положил на стойку доллар и поднялся — пошатываясь, но сохраняя достоинство. — Вы мне будете благодарны, — сказал он. — Ну, что бы нам придумать? Доверьтесь мне и мистеру Уормолду. Художник, поэт, а может, вы предпочитаете жизнь искателя приключений, контрабанду оружием, шпионаж? — С порога он отвесил поклон возмущенной тени. — Простите меня великодушно за торговлю недвижимостью. Голос прозвучал нервно, в нем слышалась неуверенность и даже какой-то страх: — Он либо пьян, либо тронутый. Но «парашютисты» продолжали молчать. Уормолд сказал: — Ну, я с вами попрощаюсь, Гассельбахер. Я и так опоздал. — Считаю своим долгом проводить вас, мистер Уормолд, и объяснить, что это я вас задержал. Не сомневаюсь, что, когда я расскажу вашему Другу, как мне повезло, он нас простит. — Не нужно. Уверяю вас, это лишнее, — сказал Уормолд. Он знал, что Готорн сделает из этого свои выводы. Даже разумный Готорн, если бы таковой существовал в природе, был бедствием, ну а Готорн, страдающий подозрительностью... у Уормолда холодела спина от одной этой мысли. Он направился к лифту; доктор Гассельбахер плелся за ним. Не обратив внимания на красную сигнальную лампочку и предупреждение «Осторожно! Ступеньки», доктор Гассельбахер споткнулся. — О, господи, — сказал он, — у меня подвернулась нога! — Идите домой, Гассельбахер, — взмолился Уормолд с отчаянием. Он вошел в кабину лифта, но доктор Гассельбахер с неожиданной ловкостью вскочил туда вслед за ним. Он сказал: — Деньги исцеляют любую боль. Я давно уже не проводил так хорошо вечер. — Шестой этаж, — сказал Уормолд. — Мне надо остаться одному, Гассельбахер. — Зачем? Извините. У меня икота. — Я иду на свидание, Гассельбахер. — Красивая женщина, мистер Уормолд? Я поделюсь с вами выигрышем, чтобы вам было легче совершать безумства. — Да нет, это совсем не женщина. Деловое свидание, только и всего. — Секретное дело? — Я же вам говорил. — Какие могут быть секреты у пылесосов, мистер Уормолд? — Новое агентство, — сказал Уормолд. Лифтер объявил: — Шестой этаж. Уормолд шел на корпус впереди, и голова его работала более ясно, чем у Гассельбахера. Комнаты были расположены, как тюремные камеры, по всем четырем сторонам квадратной галереи; внизу, в бельэтаже, как светящиеся знаки на мостовой, блестели две лысины. Он заковылял к тому углу галереи, куда выходила лестница. и доктор Гассельбахер заковылял вслед за ним, но Уормолд был куда более опытный хромой. |
