Изменить размер шрифта - +

   — Нет. Славы я не сподобился. Если говорить по правде, меня даже оштрафовали за то, что я вытащил его на берег в запрещенной зоне.
   — Какая романтическая история! Ну, а теперь он, конечно, готов отдать за вас жизнь.
   — Ну, это слишком...
   — Скажите, есть у вас где-нибудь маленькая грошовая книжка в черном клеенчатом переплете для записи расходов?
   — По-моему, нет. А что?
   — Где вы когда-то записывали, сколько истрачено на перышки и резинки?
   — Господи, зачем мне перышки?
   — Да нет, я просто так спрашиваю.
   — Записную книжку так дешево не купишь. А перышки — у кого же теперь нет автоматической ручки?
   — Ладно, не будем об этом говорить. Это мне как-то рассказывал Генри. Ошибка.
   — Какой Генри?
   — 59200, — сказала она.
   Уормолд почувствовал какую-то странную ревность, несмотря на правила конспирации, она только раз назвала его Джимом.
   Когда они вошли, дома, как всегда, было пусто; он понял, что больше не скучает по Милли, и с грустью вздохнул: хотя бы одна любовь больше не причиняла ему боли.
   — Руди ушел, — сказала Беатриса. — Наверно, покупает сладости. Он ест слишком много сладкого. Но, по-видимому, затрачивает уйму энергии, потому что совсем не толстеет. Но на что он ее тратит?
   — Давайте поработаем. Надо послать телеграмму. Сегура сообщил мне ценные сведения относительно просачивания коммунистов в полицейские кадры. Вы даже не поверите...
   — Я готова верить во что угодно. Смотрите. Я обнаружила в шифровальной книге очень забавную вещь. Вы знали, что есть специальное обозначение для слова «евнух»? Неужели оно так уж часто встречается в телеграммах?
   — Наверно, нужно для Стамбульского отделения.
   — Жаль, что оно нам ни к чему, правда?
   — Вы когда-нибудь выйдете еще раз замуж?
   — Ваши ассоциации иногда бывают слишком явными. Как вы думаете, у Руди есть по секрету от нас личная жизнь? Он не может тратить всю свою энергию в конторе.
   — А существуют правила для личной жизни? Если вам хочется завести личную жизнь, надо спрашивать разрешения у Лондона?
   — Что ж, конечно, лучше проверить досье, прежде чем зайдешь слишком далеко. Лондон не одобряет половых связей своих работников с посторонними.
   
   
   
   2
   
   
   — Видно, я становлюсь важной персоной, — сказал Уормолд. — Меня просят произнести речь.
   — Где? — вежливо спросила Милли, отрываясь от «Ежегодника любительницы верховой езды».
   Вечерело, рабочий день кончился, последние лучи золотили крыши, волосы Милли цвета меди и виски у него в стакане.
   — На ежегодном обеде Европейского коммерческого общества. Меня просил выступить наш президент, доктор Браун, ведь я — старейший член общества. Почетным гостем у нас будет американский генеральный консул, — добавил он не без гордости.
   Казалось, он совсем недавно поселился в Гаване и познакомился с девушкой, которая стала матерью Милли, — это было во «Флоридита-баре», она пришла туда со своими родителями. А теперь он был здесь самым старым коммерсантом. Многие ушли на покой; кое-кто уехал на родину, чтобы принять участие в последней войне, — англичане, немцы, французы; а его не взяли в армию из-за хромоты. Из тех, что уехали, никто уж не вернулся на Кубу.
Быстрый переход