Из тех, что уехали, никто уж не вернулся на Кубу.
— О чем ты будешь говорить?
— Ни о чем, — грустно ответил он. — Я не знаю, что сказать.
— Держу пари, что твоя речь была бы самая лучшая.
— Ну, что ты. Если я самый старый член общества, то и самый незаметный тоже. Экспортеры рома и сигар — вот они действительно важные птицы.
— Да, но ты — это ты.
— Жаль, что ты не выбрала себе отца поумнее.
— Капитан Сегура говорит, что ты неплохо играешь в шашки.
— Но не так хорошо, как он.
— Пожалуйста, согласись, папа, — сказала она. — Я бы так тобой гордилась!
— Я буду выглядеть там ужасно глупо.
— Ничего подобного. Ну, ради меня.
— Ради тебя я готов хоть на голове стоять. Ладно. Я скажу речь.
В дверь постучал Руди. В этот час он заканчивал прием радиограмм — в Лондоне была полночь. Он сказал:
— Срочное сообщение из Кингстона. Сходить за Беатрисой?
— Нет, я справлюсь сам. Она собиралась в кино.
— Кажется, дела идут бойко, — заметила Милли.
— Да.
— Но я не вижу, чтобы ты вообще продавал теперь пылесосы.
— У нас сделки по долгосрочным обязательствам, — сказал Уормолд.
Он пошел в спальню и расшифровал радиограмму. Она была от Готорна. Уормолду предлагалось первым же самолетом вылететь в Кингстон для доклада. Он подумал: наконец-то они все узнали.
Свидание было назначено в гостинице «Миртл-Бэнк». Уормолд много лет не был на Ямайке, и теперь его привели в ужас здешние грязь и жара. Чем объяснить убожество британских владений? Испанцы, французы, португальцы строили города, чтобы в них жить, англичане же предоставляли городам расти как попало. Самый нищий закоулок Гаваны был полон благородства по сравнению с барачным существованием Кингстона, его лачугами, сложенными из старых бидонов из-под горючего и крытыми кусками железа с кладбища автомобилей.
Готорн сидел в шезлонге на веранде «Миртл-Бэнка», потягивая через соломинку пунш. Одет он был так же безукоризненно, как и в тот раз, когда Уормолд увидел его впервые; единственным признаком того, что и он страдает от жары, был комочек пудры, засохшей под левым ухом. Он сказал:
— Садитесь за те же деньги.
Готорн не расстался со своим жаргоном.
— Спасибо.
— Как долетели?
— Спасибо, хорошо.
— Наверно, рады, что попали домой.
— Домой?
— Я хотел сказать — сюда; сможете отдохнуть от своих черномазых. Снова на британской земле.
Уормолд подумал об убогих хижинах вдоль набережной, о жалком старике, который спал, скорчившись в ненадежной полоске тени, о ребенке в лохмотьях, нянчившем выброшенную волнами чурку. Он сказал:
— Гавана не так уж плоха.
— Хотите пунша? «Плантаторский». Здесь он совсем недурен.
— Спасибо.
Готорн сказал:
— Случилась маленькая неприятность, вот я и попросил вас подъехать.
— Да?
Сейчас откроется правда. Могут они арестовать его, раз он на британской территории? Какое ему предъявят обвинение? Его, наверно, привлекут за вымогательство или припишут какое-нибудь совсем непонятное преступление, а дело заслушают in camera [при закрытых дверях (лат. |