Изменить размер шрифта - +
Из тех, что уехали, никто уж не вернулся на Кубу.
   — О чем ты будешь говорить?
   — Ни о чем, — грустно ответил он. — Я не знаю, что сказать.
   — Держу пари, что твоя речь была бы самая лучшая.
   — Ну, что ты. Если я самый старый член общества, то и самый незаметный тоже. Экспортеры рома и сигар — вот они действительно важные птицы.
   — Да, но ты — это ты.
   — Жаль, что ты не выбрала себе отца поумнее.
   — Капитан Сегура говорит, что ты неплохо играешь в шашки.
   — Но не так хорошо, как он.
   — Пожалуйста, согласись, папа, — сказала она. — Я бы так тобой гордилась!
   — Я буду выглядеть там ужасно глупо.
   — Ничего подобного. Ну, ради меня.
   — Ради тебя я готов хоть на голове стоять. Ладно. Я скажу речь.
   В дверь постучал Руди. В этот час он заканчивал прием радиограмм — в Лондоне была полночь. Он сказал:
   — Срочное сообщение из Кингстона. Сходить за Беатрисой?
   — Нет, я справлюсь сам. Она собиралась в кино.
   — Кажется, дела идут бойко, — заметила Милли.
   — Да.
   — Но я не вижу, чтобы ты вообще продавал теперь пылесосы.
   — У нас сделки по долгосрочным обязательствам, — сказал Уормолд.
   Он пошел в спальню и расшифровал радиограмму. Она была от Готорна. Уормолду предлагалось первым же самолетом вылететь в Кингстон для доклада. Он подумал: наконец-то они все узнали.
   
   
   Свидание было назначено в гостинице «Миртл-Бэнк». Уормолд много лет не был на Ямайке, и теперь его привели в ужас здешние грязь и жара. Чем объяснить убожество британских владений? Испанцы, французы, португальцы строили города, чтобы в них жить, англичане же предоставляли городам расти как попало. Самый нищий закоулок Гаваны был полон благородства по сравнению с барачным существованием Кингстона, его лачугами, сложенными из старых бидонов из-под горючего и крытыми кусками железа с кладбища автомобилей.
   Готорн сидел в шезлонге на веранде «Миртл-Бэнка», потягивая через соломинку пунш. Одет он был так же безукоризненно, как и в тот раз, когда Уормолд увидел его впервые; единственным признаком того, что и он страдает от жары, был комочек пудры, засохшей под левым ухом. Он сказал:
   — Садитесь за те же деньги.
   Готорн не расстался со своим жаргоном.
   — Спасибо.
   — Как долетели?
   — Спасибо, хорошо.
   — Наверно, рады, что попали домой.
   — Домой?
   — Я хотел сказать — сюда; сможете отдохнуть от своих черномазых. Снова на британской земле.
   Уормолд подумал об убогих хижинах вдоль набережной, о жалком старике, который спал, скорчившись в ненадежной полоске тени, о ребенке в лохмотьях, нянчившем выброшенную волнами чурку. Он сказал:
   — Гавана не так уж плоха.
   — Хотите пунша? «Плантаторский». Здесь он совсем недурен.
   — Спасибо.
   Готорн сказал:
   — Случилась маленькая неприятность, вот я и попросил вас подъехать.
   — Да?
   Сейчас откроется правда. Могут они арестовать его, раз он на британской территории? Какое ему предъявят обвинение? Его, наверно, привлекут за вымогательство или припишут какое-нибудь совсем непонятное преступление, а дело заслушают in camera [при закрытых дверях (лат.
Быстрый переход