|
В темно-русых волосах Арсения Юрьевича хватало седины, хотя князь немногим старше Анексима. Ликом тонок, худощав, как и сам Обольянинов, - иноземным гостям они порой казались братьями. Глаза кари, внимательны - князь всегда смотрел прямо и открыто, не пряча взор и не уводя. Арсений Юрьевич шагнул навстречу, и Обольянинов поклонился, не по принуждению - по искреннему велению сердца. Ибо князя было за что уважать. 3 В малой горнице собралось всего шестеро, считая самого князя и Обольянинова. Дородный, славящийся свой бородою боярин Олег Творимирович Кашинский, самый старший в думе, воевода Симеон Верецкой да по праву считавшийся хитроумным Ставр Годунович Кошка, ведавший посольскими делами. Ну и, конечно, владыка Серафим, епископ тверенский. Да он, Обольянинов, еще не доросший до старшей дружины, где нет никого моложе сорока, служащий князю и мечом, и словом - как нужда ляжет. - Садись, садись, - нетерпеливо махнул князь. - Не Залесск, чтобы поклоны отбивать. Гонец твой доскакал, сказал - весть важная, такая, что грамоте не доверить? - Не доверить. - Обольянинов перевел дух, не спрашивая разрешения у князя, потянулся к ковшику с квасом. И, едва промочив пересохшее горло, стал говорить. О большом пире у Гаврилы Богумиловича, куда явилось множество ордынских «гостей», ныне почти и не вылезавших из Залесска. О том, как он, тверенский боярин, весь вечер и добрую часть ночи старательно притворялся захмелевшим, даже песни орал - и все для того, чтобы потом, нарочно проиграв в кости знакомому мурзе дорогой, на бою со знемами взятый нож, завести речь о том, что по зиме, говорят, стоит ждать баскаков. И не только в Залесске, где князь Гаврила с ними большую дружбу водит, но и здесь, в Тверени. Да не просто баскаков - говорили о темнике Шурджэ, ханском сродственнике, нрава жестокого и неуступчивого. В отличие от многих ханских родственников, был Шурджэ истинным воином, презирал побежденных и не то чтобы чрезмерно лютовал - но был донельзя высокомерен. «Грехом гордыни поражен», как сказал бы владыка Серафим. - Баскаки, значит? - дождавшись кивка князя, первым заговорил боярин Олег, для вящей солидности огладив бороду. - Не обессудь, Анексим Всеславич, но что ж тут такого? Бывали баскаки у нас на Тверени. Хорошего в том мало - безобразить будут, торг зорить, добрых людей обижать; но видели мы их, во всяких видах повидали… - Ты, Олег Творимирыч, все правильно сказал, да не до конца. - Обольянинов утер губы, с дороги никак не могла утишиться жажда. - Были у нас баскаки, верно. А потом в Залесске устроились, как князь Гаврила Богумилович стал их привечать. Мы и горя не знали, выход в Залесск возили. А теперь сказал мне тот мурза, что не просто баскак к нам едет - будет Шурджэ-темник по новой дымы и сохи считать. По новой дань исчислять. Мол, говорят в Юртае, что осильнела Тверень, высоко поднялась без ордынского догляда. И идет с тем темником сильный отряд, без малого десять полных сотен. И встанут они во граде, а уж что потом будет - сам разумеешь. Совет примолк. Собравшиеся сдвигали брови, хмурились, чесали затылки. Кашинский немилосердно терзал собственную бороду. - Темник Шурджэ - это да, не просто баскак, - заговорил наконец Ставр Годунович. - Слыхал я о нём и в Залесске, и когда в Юртай последний раз наведывался, три года тому уже как… - В том-то и дело, - не удержавшись, перебил боярина Обольянинов. - О том мурза тоже баял. Мол, многие саптары держат за то на нас зло, что не показываются тверенские в Юртае, раз ярлык получив, хану не кланяются, дарами не уважают… Теперь уже сдвинулись брови у Арсения Юрьевича. |
