|
- Да, ездили к ним, бывало. Димитрия Михайловича, князя Червоновежского, все небось помнят - как отказался он дымам кланяться да ханский сапог целовать, что с ним стало? Все помнили. - Зато Гаврила Богумилович не токмо что сапог, кое-что другое целовать, говорят, не постыдился, - бросил воевода Симеон. - Не постыдился, - подхватил Ставр. - И оттого у него в Залесске - все больше купцы да мурзы ордынские, а не баскаки. Хотя баскаки, конечно, тоже сидят. - Вот именно! - Князь резко поднялся, расправил плечи, словно разрывая незримую, давящую грудь паутину. - Не токмо гости, но и баскаки. Сидят, кровь из нас сосут - а Болотич и радуется. И народ у него в Залесске, говорят, такой же стал - мол, все равно кто через порог, лишь бы с мошною потолще. - А насчет ордынцев, - тотчас вставил Годунович, - рекут, мол, пусть они нам лучше уж по спине плеткой. Зато другим-то - саблей! - Правда, и обогател Гаврила, что есть, того не отнять, - вздохнул Олег Творимирыч. - Казна у него мало что не лопается. Людей, с пограничья бегущих, у себя принимает да осаживает, леготу от податей дает. У нас места краше, леса чище, болот меньше - а прибавляется в селах куда менее супротив Залесска. - Соборы возводит, - напомнил владыка. - Самого митрополита Петра к себе зазвать тщился, роскошью храмового строения прельщая… - Наемников привечает, - добавил Обольянинов. - Сам видел. Знатная дружина. Готовится… - И своим не верит, раз чужие мечи скупает, - хмуро отрубил князь. - Но ты, Анексим, далее говори. Что еще мурза тот поведал? - Поведал, чтобы осторожны были, - боярин прямо взглянул Арсению Юрьевичу в глаза. - Что темник тот - не просто саннаева рода-племени, самого Саннай-хана потомок. Что послать его к нам могли не сколько дани счислять, сколько… - он помедлил, - «Тверени укорот дать», вот чего. - Укорот дать! - зарычал воевода Симеон, едва не грохнув по столешнице пудовым кулачищем. - Как же, так и дали! Думают, мы сами оружие побросаем, как в Залесске, когда набег случился, еще при старом князе Богумиле? Годунович вздохнул. - Богумил тогда от саптар откупился. Казну всю отдал, девок в полонянки, бают, сам отбирал, не побрезговал. Зато город отстраивать не пришлось. Люди целы остались. Гаврилушка, видать, тогда еще запомнил, что у ордынцев, на брюхе перед ними ползая, много чего выторговать можно. А что плюют они на тебя - ничего, утрешься. Так они теперь в Залесске, сказывают… - Погоди, Ставр, - поморщился князь Арсений. - Не о том речь. Шурджэ с собой тысячу воинов приведет, что уже немало, да за плечами у него - вся Орда. Забыли, как в Резанске послов ихних убили? И чем то дело кончилось? - От Резанска того же требовали, что теперь Болотич сам отдает, - напомнил Обольянинов. - А резаничи решили, что лучше умереть всем на стенах, но стыда-позора избегнуть. - И что? - нахмурился Ставр. - Избегли они ярма ордынского? Те, кто выжил? - Не избегли, - согласился Анексим. - Но песни-то, как они на стенах дрались, как княгиня со звонницы вниз с дитем кинулась, чтобы только саптарве не достаться, - поют! По всей земле, от края до края! От невоградский пятины до берегов Дирта! - Ты, боярин, это пахарям скажи, - тяжело взглянул на Обольянинова Годунович. - Болотич ордынцев умасливает, а они за то набегами на другие княжества ходят. |
