Их кони заполонили все княжье подворье, весь торг, и вокруг лошадей - главного богатства истинного воина Санная - верный Закону-Цаазу темник сразу же расставил многочисленные караулы. Прямо тут, на площади, резали скот, взятый в первых попавшихся домах, куда зашли, вышибив крепкие двери. Страх в глазах росков был восхитителен - во всяком случае, так казалось простым, словно сама степь, воинам Шурджэ. Если бы роски не были презренными трусами, они бы не пустили их в город. Они бы дрались. Но они - трусы. Все поголовно. И воины великого хана, ведомые по его слову непобедимым темником, здесь в своем праве - берут то, что считают нужным. Сражаются сильные, слабые - покорствуют и отдают сильным потребное. Роски - не сражаются. Значит, они - трусливы и слабы. А потому - законная добыча степных волков.
Обольянинову доносили, что творится в городе. Боярин лишь бледнел да крепче стискивал рукоять короткого кинжала, думая про себя, что на крайний случай сойдет и он.
Вместе с темником веселилась его избранная сотня, лучшие из лучших. Почти все, как и сам Шурджэ, - из коренных, из соплеменников Санная. Они знали, сколько и чего пить. Но даже мертвецки пьяный, любой из этих воинов попал бы стрелой в подброшенную шапку девять из десяти раз.
Слуги тащили на столы все новые и новые перемены. Слуги, потому что сенных девушек князь из терема убрал, велев сидеть по домам и носа не высовывать, если не хотят оказаться в ордынской неволе.
Обольянинов скосил глаза на князя - сдавшись настойчивым уговорам владыки, Арсений Юрьевич изо всех сил старался быть любезен с незваным гостем. Получалось у него это плохо - чего дивиться, он же не Болотич.
Темник молчал, ничего не отвечая. И лишь когда князь, выказывая огорчение, развел руками - мол, ничем тебя, гость, потешить-порадовать не могу, наконец разомкнул тонкие темные губы.
Толмач - звали его Терпило, и мельком Анексим Всеславич подумал, что прозвище очень тому походит, - враз встрепенулся, изобразив спиной движение, словно у ластящегося к хозяину кота.
- Мои воины сыты. Теперь мои воины должны быть веселы, - медленно говорил темник по-саптарски, не глядя на князя. - Где твои девки, коназ? Пусть пляшут. А потом мои воины должны получить их на ночь.
«Ах, тварь ордынская! - скрипнул зубами Обольянинов. - Ловок, бес…»
- Будь ты моим гостем, коназ, - бесстрастно продолжал меж тем Шурджэ, - я встретил бы тебя совсем не так. Я выехал бы тебе навстречу за десять полетов стрелы, сам проводил бы тебя к своей юрте, сам наливал бы тебе кумыс, а потом сам подвел бы к тебе свою самую толстую жену, строго наказав ублажить дорогого гостя.
«Господи Боже, Длань твоя Дающая! - горячо взмолился про себя Обольянинов. - Спаси и сохрани! Удержи князя Арсения руку!..»
Но князь, похоже, и сам знал, что делать.
- Недужна моя княгиня, - скорбно сказал он темнику. - На богомолье она. В монастыре.
- В монастыре? - Тонкие губы чуть дрогнули, скривившись в подобие ядовитой улыбки.
- В монастыре. Ибо недужна. - Князь заставил себя горестно развести руками.
- Что ж, - пожал плечами степняк, - но другие девки в твоем городе, я надеюсь, не на богомолье?
- Не в нашем обычае указывать женам да девицам, с кем им постель делить, - гнев настойчиво стучался в двери княжьего сердца. - Не обессудь, гость дорогой. Не гневайся.
- Когда ж вернется с богомолья твоя жена? - бесстрастно продолжал Шурджэ.
- Все в Длани Его, - князь осенил себя знамением Гибнущего под Камнями. |