|
Глядишь, скоро заставит перед собой на брюхе ползать и лбом в пол биться…» По всем меркам, саптары вели себя еще прилично. Пока они только забирали понравившееся из богатого дома, не трогая женщин и не хватая в мешки детишек, пользовавшихся, знал боярин, особым спросом на рабских рынках Востока и Юга. Надолго ли хватит этого «пока», Обольянинов не знал. И еще он не знал, кто не выдержит раньше - степные волки или же лесные. 2 В Тверени настали смурные, тяжкие дни. Нельзя сказать, что отряд темника Шурджэ сразу же принялся творить неописуемые зверства, «вырубая всех, кто дорос до чеки тележной», или позоря без разбора всех женок и девок. Грабили дома торговых гостей, не трогая боярские усадьбы. Брезговали и концами, где жили простые твереничи. Но подвоз почти пресекся - кому ж в голову придет тащиться в город, где орудует баскачий отряд? Но жить Тверени было все равно нужно, и торг приоткрылся, несмело и неизобильно; однако же цены возросли многократно, потому что саптары, подходя к лоткам, тотчас забирали все, что хотели. Пришлось вмешаться князю Арсению, пообещав купцам отступного и возмещения проторей - иначе простой люд не смог бы купить даже и снега зимой. Темник Шурджэ сидел в княжьем тереме, истребовав себе счисленые листы - «по дыму», «по сохе» и прочие. Разбирать записи ему помогал пронырливый Терпило - гад оказался куда как сведущ в тверенских делах, наизусть помня все даже самые мелкие деревеньки в глухих медвежьих углах. - Плохо твое дело, коназ, - в конце пятого дня бросил темник Арсению Юрьевичу. - По всему вижу, обирал ты великого хана, дани недоплачивая. Встрепенулся Олег Творимирович - исчисления дани были его заботой, они затеяли нудный спор с Терпилой, козыряя друг перед другом уложениями предшественников ныне правившего в Юртае Обата, однако Шурджэ лишь поднял руку, прерывая спорщиков. - Вижу, что богата и изобильна Тверень. Может давать больше. Великий хан, высокий, справедливый, да не утихнет слава его, почтил меня правом устанавливать выход по моему разумению. Так вот тебе мое слово, коназ - нужно собрать по три гривны серебра с дыма. Знаю, ты сможешь, коназ. Возьму слитками, а если нет - то людьми. Обольянинов и Арсений Юрьевич только переглянулись в бессильной ярости. Никогда еще выход не превышал полгривны с дыма; проклятый темник потребовал вшестеро больше. Столько не соберешь, хоть выверни наизнанку все княжество. А иное - так и еще хуже: людей в полон гнать, живыми душами откупаться! Всегда гордилась Тверень, что не отдавала своих в ордынскую неволю, что князь, живя скромно, одеваясь в простую одежду, жертвовал все, что мог, на выкуп твереничей из степного рабства. Арсений Юрьевич не слишком, впрочем, разбирался, действительно ли спасает своих или, скажем, резаничей с нижевележанами - многие из них оставались потом в его княжестве, приумножая прореженное войнами и смутами население. Но отдать три гривны с дыма - немыслимо, невероятно! Даже если заложить все, что есть у князя и бояр, если отдадут припрятанное на черный день торговые гости, если развяжут мошну мастера - хорошо, если соберет по две. - Прошу о милости великого темника. - Господь один знает, чего стоили Арсению Юрьевичу сии униженные слова. - Не режут овцу, способную давать шерсть. А Тверень сей выкуп зарежет. - Не можешь заплатить - не плати, - равнодушно сообщил ордынец. - Возьму людьми. Великому хану они надобны даже больше серебра. Тверенские князь и бояре замерли. Толмач Терпило опустил глаза. - Помилосердствуй, великий темник, - наконец решился Олег Творимирович. |
