Прикрывая бока и спину Обольянинова, наставив рогатины, возле него собралось с дюжину горожан; и этот клубок покатился прямо в глотку ордынского отряда, не давая степнякам оторваться, не давая взяться за любимые луки.
Где-то над недальними крышами полыхнуло - воины темника Шурджэ, верно, пытались поджечь град, норовя этим отвлечь твереничей, Но валившим сейчас за Обольяниновым было не до собственных изб или же теремов. Что чувствовал сейчас каждый из них - боярин очень хорошо понимал.
Перебить их всех.
«Их» - значит, саптар, явившихся незваными на наши поля и грады.
Всех до единого.
Не дать уйти.
Пусть знают - здесь, в Тверени, живет саптарская смерть.
И первее всего - не дать улизнуть Шурджэ. Потому что он - оголовок ордынского копья, нацеленного в самое сердце Тверени, и его, Обольянинова, долг - сломать древко, а наконечник - швырнуть в огонь тверенской кузни.
Словно крылья выросли за спиной у боярина, мягкие крылья хозяина ночи - филина. Вместе, будто сказочные воины давно сгинувшего полуденного царства, умевшие ударять, как одна рука, навалились на саптар кое-как, наспех оборуженные твереничи - и степняки не выдержали. Поворачивали, жгли плетьми коней, норовя уйти из-под губительного молота росков.
…На торжище с разных сторон врывались новые и новые роскские сотни - никем не управляемые, без бояр и набольших, твереничи сами знали, что делать. И делали.
Глава 6
1
Шурджэ слышал колокол росков так же, как и все во граде, но лишь презрительно сжимал губы - бараны решили взбунтоваться и двинулись против волков? Тем хуже для них.
Нет, нельзя сказать, что темник этого ждал. Повсюду в роскских градах его встречали согнутые по ордынскому хотению спины, трусливые, исполненные ядовитой зависти и бессильной ненависти взгляды - так, по крайней мере, казалось ему. Овцы всегда завидуют волкам. Но никогда не смогут встать против них. На такое способны только псы.
Что-то случилось в этой проклятой Тверени, что-то, заставившее покорных данников схватить оружие - что ж, он, темник и истинный саннаид, покажет, как расправляются с непокорными.
Шурджэ не совершил ошибки иных баскаков, беспечно разбрасывавших воинов по всему граду в убеждении, что бараны только и могут, что подставлять горло под волчьи клыки. Вся его тысяча - здесь, в кулаке. Ему незачем даже гоняться за бунтовщиками, они сами придут к нему. Надо только ждать и в решающий момент ударить избранной сотней.
Темник встал у окна. Еще нет нужды появляться там, внизу. Когда придет время прыгнуть и сжать клыки, он почувствует, как чувствовал всегда. А ночь уже выла и вопила сотнями человеческих голосов - божба и проклятья, мольбы и стоны, подсердечная брань и просто хриплый рев.
Шурджэ знал - сейчас его сотники повели ордынских воинов, развернув строй, насколько позволяло торжище. Твереничи сами лезли на саптарских лучников.
Яркая и словно бы жгучая луна. Кажется, никогда не видывал такой в степи. Темные кровли. И столь же темный поток, вливающийся на торжище со всех сторон. Не гнущийся и не разбегающийся под стрелами.
Конные ринулись на клубящуюся толпу, словно все те же волки на овечью отару, ударили - туда, где твереничей было поменьше, тщась прорваться к домам и, заворачивая, погнать росков вдоль стен прямо на вторую половину своих.
Лишенные строя, без длинных пик, вооруженные кто чем, вплоть до вил и ухватов, - разве могут эти ничтожные противостоять его избранной тысяче?
Ордынцы-стрелки, оставшиеся возле княжьего терема, не теряли времени, часто натягивали луки. |