|
Ответа залессца он ждал с легкой улыбкой, точно заранее зная, что тот скажет. И князь Гаврила словно почувствовал: заерзал в седле, принялся невесть зачем поправлять и без того прямо сидящую шапку. Осекся, словно и не было наготове давно придуманного, проговоренного и затверженного ответа. А четверо конных всё шагали по узкой дорожке, меж стенами Лавры и близким речным берегом, где ветра смели снег с середины ледовой тропы; зимнее безмолвие, тишь, холодный покой. И сподоби Длань Дающая, чтобы так все и оставалось. Чтобы по замерзшим рекам не ринулись тумены Юртая, оставляя на своем пути одни лишь головешки. 2 - Так что же, Гаврила Богумилович? Отчего замолчал ты, княже? - Мыслю, - с неожиданной хрипотой ответил залессец. - Мыслю, Арсений Юрьевич, как убедить мне тебя. - То сделать нетрудно, - тверенский князь слегка пожал плечами. - Скажи, как есть, Гаврила Богумилович. Я от разумного никогда не отказывался. - От разумного, хм… что ж, слушай, брат-князь, и не держи сердца, коль мое правдивое слово не по нраву придется. Узнав о побоище, хан, самое малое, поклянется сжечь Тверень дотла, а само место перепахать и солью засеять. И, зная Обата, не сочту я слова те пустой похвальбой. Тверенич не перебивал. Молча слушал, и у Обольянинова лишь сжимались кулаки. - Знаю твои мысли - встать всею землей. Сказал уже, отчего, мыслю, невозможно то. Больше скажу, с того только хуже выйдет. Лучших воинов побьют, грады сожгут, деревни разорят. Не так со Степью надо. Орда - она сильна, да глупа. На лесть падка. Им поклонишься, полебезишь, дары драгоценные поднесешь - а они и рады. Так с ними и надо воевать. Дарами да сладкой речью. Спина, знаешь ли, от лишнего поклона не переломится, а убитых воинов ты, княже, не воскресишь. - Коль все время спину гнуть, так в конце концов забудешь, как прямым ходить, - заметил князь Арсений. - Слова, брат-князь, слова. - Обольянинов видел только затылок Болотича, но не сомневался, что сейчас губы залессца сложились в брюзгливую гримасу. - Много в Юртае кланяются, а горбатых я там что-то не видывал. Княжество спасать надо, вот о чем помысли, Арсений Юрьевич! - Вот только как, ты до сих пор не сказал, Гаврила Богумилович, - напомнил тверенич. - Скажу, скажу, не помедлю. Надобно в Юртай ехать. И оттого хорошо, что княжий съезд собрался - ибо напишет он грамоту к хану, где будет: мол, вина во всем на тверенской черни. Ее сам князь Арсений карает строго… - Это как же, князь? - Как «как же»? - неподдельно удивился Болотич. - Казнить десяток-другой смутьянов, да и вся недолга. Аль, что лучше, заковать и в Юртай выдать как зачинщиков. - Какие ж «зачинщики»?! Где их теперь сыщешь-то?! - Будто Юртай разбираться станет! Кого ни есть им пошли. Можно подумать, у тебя порубы пустые стоят, нет ни лиходеев, ни мздоимцев, ни разбойников. - Те разбойники, какие б они не были, чай, мои, не саптарские. Я их судил, и вины у них передо мной, а не перед Юртаем! - Все бы тебе, князь-брат, красивыми словами отделываться, - отмахнулся Болотич. - Это Сын Господень за всех смерть принял, а нам своих бы уберечь! Не до того нам сейчас, чтоб лиходеев щадить! Не только твое княжество спасаем - всю землю росков! Дослушай уж до конца, княже Арсений Юрьевич, потом судить станешь! - До конца дослушаю, - согласился тверенич, и залессец, ободрившись, тотчас продолжил: - От всех князей росков я в Юртай поеду. |
