|
Теперь все не так. Никто не тянул, не старался, «чести ради», явиться последним. Все, все до единого, гнали, не жалея коней, слали вперед легких гонцов, мол, мы уже близко, совсем рядом. Никто не отговорился телесными немощами, нестроениями в своих пределах или иным, столь же уважительным. Приехали все. Собрался весь цвет Дировичей, давно, с незапамятных времен, правивших в землях роскских. Друг старого князя Юрия Тверенского, отца Арсениева, Кондрат Нижевележский, огромный, словно медведь, с густой бородой до середины груди, поднявший запустевший было при его отце град, сделавший его торговой столицей всего Повележья. Не задержался юный Всеслав Резанский, - его родитель пал совсем недавно, отражая очередной ордынский набег. Почтил съезд Юрий Смоленьский, чье лицо навек обезобразила саптарская сабля. Лицо, не совесть. Ответил согласием Андрон Святославский, но на него надежды мало - слишком уж слушает Болотича. Не остались дома Всемир Дебрянский, Ратибор Мстивоевич из далекой Югоры, с самого Черноозера; Довмонт Беловолодский, Мечерад Муромарский и многие, многие другие, с кем Тверень отродясь не знала распрей. Приехали и посадники из Невограда и Плескова, приехали сами, отринув обычную для вольных вечевых градов гордость. Разумеется, хватало и других. Явился Симеон Игоревич Звениславский, давний союзник и подголосок Гаврилы Богумиловича; за ним пожаловал тесть князя Залесского, Добрян Локотский. Хватало и Дировичей чином пониже, мелких князьков, зажатых меж Залесском, Резанском и Святославлем. Не составляло труда угадать, с чьего голоса они станут петь. Но зато едва ли послушает Залесск и Звенислав молодой резанский князь, не станет кланяться и Кондрат Велеславич. 2 …Раньше каждый князь на съезд являлся торжественно, проходил со свитою, щеголяя богатством одежд и оружия, в думной палате собирались вместе с ближними боярами, писарями и прочим людом; сейчас же князья закрылись одни, и даже старейший Олег Творимирович Кашинский, не говоря уж об Обольянинове, остались за дверьми. Другие бояре, явившиеся со своими князьями, казались мрачными и хмурыми, но твереничей приветствовали со всей сердечностью - особливо старались залесские набольшие. А вот ближние Симеона Игоревича кривились, ровно клюкву жевали. Тверенские бояре переглядывались с пониманием - что у Болотича на уме, то у Игоревича на языке. - Что присудят, как думаешь, Ставр? - Твереничи как-то невольно отделились от остальных, пришедших к скромной монастырской трапезе. Их не трогали - кто из боязни прогневить своего князя или ввязаться в ссору, кто, как резаничи и нижевележане, - из уважения к чужой тревоге. - Пустое речешь, - недовольно фыркнул Годунович. - Если Болотич так станет на себе рубаху рвать, как ты мне поведал, - сподоби Длань, чтобы нас Плесков с Резанском не оставили. Ну, Гаврила Богумилович, ну, чистый скоморох. Мастак, нечего сказать! - Плесков да Резанск - считай, ничего. А если на плесковичей ордена навалятся, так и не до нас им будет. Орда-то до них не докатится, нашей кровью насытится, - бросил Кашинский. - Погоди, князя дождемся, - остановил сотоварищей Обольянинов. - Всех отослали, нас, словно отроков, тут сидеть оставили… - Болотичева работа, - тоном знатока заявил Годунович. - Князей-то ему, мнит, проще уломать будет. Бояре не так перед Ордою трясутся. - Верно речешь, - сумрачно проговорил знакомый голос. - Бояре не трясутся. А вот князья… Арсений Юрьевич Тверенский стоял перед своими спутниками, уперев руки в бока, глаза метали молнии. |
