Михаэль-Мишка и фрау Герта переглянулись.
— Ну, Бог с ней, пусть привыкнет… хотя нам надо спешить, — сказал Михаэль-Мишка. — Не было бы погони…
Эрику это обстоятельство тоже беспокоило. Родители наверняка послали к старшей сестрице, послали к любезному дядюшке, к прочей родне. Пока вернутся гонцы, пока все окончательно поймут, что невеста сбежала, пожалуй, наступит полдень. Михаэль прав, надо поспешить.
Эрика стала примерять новый чепчик, надевая его вкривь и вкось, потом изучила шнуровку платья. Ее возня была с виду нетороплива, но подгонять девицу с разумом грудного младенца — нелепость, и Михаэль-Мишка пошел прочь. Фрау Герта села к окну с рукоделием, изредка поглядывая на Эрику.
Выждав немного, Эрика накинула на себя платье прямо поверх сорочки и наотрез отказалась снимать. Юбками она решила пренебречь. Когда фрау Герта попыталась стащить с нее платье, Эрика оскалилась и зарычала. Пришлось отступиться.
— Едем, — сказал, войдя, Михаэль-Мишка и показал новый пумперникель, такой же большой и блестящий. — Иди сюда, обезьянка моя, иди сюда… будь умницей, обезьянка, и получишь много таких пряников…
Эрика попыталась отнять лакомство, но Михаэль-Мишка поднял пумперникель над головой и отступал к дверям. Его надо было проучить — и Эрика, порядочная кокетка, сообразила, что тут нужно сделать. Без всякого смущения она подошла к своему похитителю, обняла его рукой за шею, а другой — ухватилась за крепкое запястье. Михаэль-Мишка от неожиданности опустил руку — и лишился пумперникеля. Эрика выхватила гостинец с настоящей обезьяньей ловкостью.
— Ах ты чертовка! — воскликнул он. — Фрау Герта, она ведь не дура, совсем не дура!
— Когда такие девицы приходит в возраст, они могут, не смущаясь, гоняться за мужчинами, — отвечала фрау. — Это они прекрасно понимают.
Возмущенная Эрика запустила в нее пумперникелем.
— Но нам именно это и требуется, — сказал Михаэль-Мишка. — Мало ее выдать замуж, нужно, чтобы она родила. Как же быть? Нужно ее усадить в экипаж…
— А как с ней обращались в доме, где она выросла? — разум но спросила фрау Герта. — Может быть, она знает какие-то слова? Понимает, когда ей приказывают?
Михаэль-Мишка пожал плечами — он, затевая похищение, меньше всего беспокоился, как будет разговаривать с пленницей. Фрау Герту он нанял, зная, что она вырастила собственную дочь, обделенную рассудком, и полагал, будто все несчастные, с кем стряслась эта беда, одинаковы.
Сжалившись над Михаэлем-Мишкой, Эрика одернула на себе юбку и решительно пошла к двери. Догнали ее уже во дворе — она стояла под яблоней и пыталась достать краснобокое яблоко.
— Нет, она не дура, — повторил Михаэль-Мишка. — Она… она — простодушная. А говорить выучится. Ее, наверно, плохо учили — а мы ей толковых учителей наймем! Держи, обезьянка!
Он сорвал яблоко и отдал Эрике.
— Дай, — сказала она очень разборчиво. — Дай-дай-дай…
— Ну вот же — все понимает! Она еще какие-то слова знает, нужно все перепробовать!
И тут Эрика посмотрела ему в глаза.
Она совершенно не желала этого взгляда. Все получилось само — и она изумилась необычной синеве, той самой, которую до сих пор видела только в баночке с акварельной краской ультрамаринового цвета.
Девицу из немецкого семейства, выросшую в Курляндии, не удивить светлыми, почти белыми волосами, в которых на солнце гуляют легкие золотинки, и синими глазами ее не удивить, и острой мордочкой хищного зверька в человеческом образе, мордочкой без возраста, вот разве что бледность Михаэля-Мишки показалась странной — блондину приличествует румянец. |