— Не ради платы!..

— Молчи. Я — мать, от меня принять не стыдно. Ты, я чай, последнее из карманов выгреб, чтобы девкам рты позатыкать. Да долго ли мне ждать?!

Вбежала Ирина Петровна со шкатулкой, и княгиня высыпала три пригоршни золотых монет прямо в карман гвардейского мундира, приговаривая:

— Молчи, молчи, перечить мне не смей!

Чемодан был собран едва ли не мгновенно, егуновский лакей получил от изумленной хозяйки наставление, более медлить было незачем.

— А теперь ступай… стой!.. — воскликнула княгиня, подошла вплотную и перекрестила преображенца.

— Теперь — ступай.

Выпроводив офицера, она подошла к диванчику и присела рядом с госпожой Егуновой. Та от волнения тихонько плакала.

— Вот так-то, Авдотьюшка, с детьми… Ты не плачь, тебе вредно плакать. Поправится — женю дуралея! Пока по девкам не избегался да самого не закололи…

— Хорошо, товарищ у него догадливый, — заметила, утирая глаза, Авдотья Тимофеевна.

— Громов-то? А что, ведь и лицом хорош, а? Что скажешь? Только денег нет, одно жалование. А служить в преображенцах — дорого выходит… Ведь полюбился он тебе?

— Полюбился, Лизанька. Сейчас видно человека доброго и порядочного.

— Коли твоя Катя не совсем безнадежна… разумеешь?.. Лучше такое приданое отдать нищему, да честному. Ты ведь понимаешь, что к Кате всякая сволочь свататься понабежит?

— Не захочет он взять мою Катеньку.

— Погоди, погоди… мы ведь ее еще не видали… Может, все не так уж скверно. А я бы хотела ему помочь.

— И тебе полюбился?

Княгиня задумалась.

— Знаешь, вокруг меня многие вьются, есть из кого выбирать. А на этого гляжу — просто сердце тихо радуется оттого, что так хорош душой и всей фигурой. Плоть молчит, а сердце радуется… как в раю, право!

Наташа улыбнулась. Она прекрасно поняла княгиню — у самой то же чувство родилось.

Но этой улыбки никто не заметил.

— Время позднее, Авдотьюшка, я устала — сил нет, — несколько торопливо сказала княгиня. — Я распрягать не велела — коли хочешь, оставайся у меня с Наташей, уложу в парадной спальне, а нет — мой Андрюшка домой с ветерком доставит. Я же на ногах не держусь, того гляди, засну стоя, как кобыла. А утром к тебе приеду на пироги, вдругорядь все переговорим.

Она обменялась взглядом с Наташей.

— Поедем домой, матушка Авдотья Тимофеевна, — сказала девушка. — Поедем, право! Я бы с утра на службу побежала, а тут — я и не знаю, где храм Божий…

Княгиня подумала, что после возвращения Катеньки Авдотье будет не до Наташи, и положила себе посоветоваться с Ириной Петровной — забрать ли девушку к себе, приискать ли ей жениха и поскорее отдать замуж. Наташа сообразительна — отчего бы и не держать такую в компаньонках? Лишь бы не чересчур сообразительна…

Проводив любезную подругу до крыльца, она пошла к себе в спальню — не парадную, а другую, в которой все было устроено и красиво, и разумно, а главное — имелась потайная витая лесенка, очень полезная для некоторых дел. Там Ирина Петровна уже приготовила все необходимое — поднос с заедками, вино и бокалы на прикроватном столике, мужской шлафрок.

Сердечный друг, с которым сегодня обменялись тайным знаком, сидел в кресле, читал книжку — Вольтерова «Кандида» в русском перекладе; читал и посмеивался. На то книга и была куплена, чтобы вволю повеселиться, — княгиня не верила, что русские борзописцы сумеют перевести французский роман складно и без глупостей.