Теперь судьба -- и
моя и ваша -- всецело связана с процветанием компании Райленда.
-- Боже мой! Значит, любой удар по репутации этой фирмы или пятно на
имени ее владельца...
-- ...сделает нас нищими, мой старый друг! Наше благополучие -- в чужих
руках, Уильям!
В глубоком молчании, воцарившемся в кабинете, из затемненного угла
вновь, еще явственнее, чем прежде, зазвучало редкое, сухое и будто
насмешливое: цвирк! цвирк! цвирк!
И вдруг среди этой тягостной тишины старый Френсис, поправлявший
оконную штору, испуганно всплеснул руками и опрокинул фарфоровую вазу.
-- Мистер Уильям, смотрите в окно... На Соборной улице горят новые
фабрики мистера Райленда!
Оба старых джентльмена бросились к окну. Над городскими крышами
полыхало багровое зарево. Даже сквозь двойные стекла в кабинет проникал
отдаленный звук набата и дважды донесся нестройный звук ружейных залпов.
Вниз по Соборной улице, начинавшейся у Ольдпортсквера и терявшейся под
конец в дымной неразберихе окраинных трущоб, двигалась серая, молчаливая
толпа мужчин, женщин и детей, одетых в рабочие блузы и передники. Многие шли
с непокрытыми головами. У иных на плечах виднелись ломы и молоты, кое-где
над плечом идущего в толпе колыхался и ружейный ствол. Издали вся процессия
походила на погребальную.
Почти третью часть толпы составляли дети. В неуклюжих деревянных
башмаках, они тяжело шагали, держась за руки старших товарищей. Некоторые,
самые юные, по извечной детской привычке, еще хватались за юбки женщин,
бредущих в лохмотьях, с каменными, суровыми лицами. Сбывалось предчувствие
бультонского адвоката: море скорби и отчаяния выплеснулось на городскую
улицу и билось о ее каменные берега!
Над первой шеренгой колыхался плакат, написанный черной краской по
белой полосе холста:
"ПРОЧЬ МАШИНЫ!"
У некоторых участников процессии на груди были прикреплены дощечки с
надписями: "Я искалечен машиной", "Машина работает -- я голодаю".
Когда процессия, миновав два-три перекрестка, стала приближаться к
окраине, высокий человек в плаще, похожий на пуританского [пуритане -- в
период английской буржуазной революции XVII века приверженцы
религиозно-политических группировок буржуазии, выступавших против
королевского абсолютизма и официальной англиканской церкви; пуританизм --
суровая, часто показная нравственность] проповедника кромвельских времен,
затянул диким голосом песню, подхваченную всей толпой. Мотив звучал, как
церковный хорал, однообразно и торжественно.
Прохожие на улицах останавливались и провожали процессию то
сочувственными, то испуганными взглядами. |