— Хорошо, хорошо, — ответил я, пытаясь сообразить. Может быть, когда-то кто-то из ребят открыл её на моё имя? Может быть, там остатки по деньгам или что-то ещё. Кажется, был такой разговор, когда мы все вместе выкупали имение Тагая с торгов.

Это было как-то странно, но я подтвердил, что приеду.

Взял экипаж и помчался в Первый имперский банк. У меня тут же приняли бумаги, которые принёс посыльный, удостоверение личности, и тут же при мне вскрыли депозитарную ячейку.

Внутри оказался самый обычный конверт, в которых обычно шлют письма.

«Интересно», — подумал я, вскрыл конверт и увидел фразу, написанную печатными буквами:

«Если хочешь, чтобы твоя сестра осталась жива, то сегодня в полночь прибудь на центральное кладбище и оставь в квадрате восемь на могиле Надеждиных мешок с панцирями кареострисов».

Я перечитал записку раза три, пока полностью осознал, что это угроза, причём реальная угроза моей сестре. Из-за каких-то панцирей кареострисов, которых даже не было в прошлой жизни, но вот угроза сестре была, и она снова повторилась.

У меня внутри всё прожгло огнём. Кажется, из-под костюма даже пошёл лёгкий дымок.

— Я сотру вас в порошок, — прорычал я, но так, что никто из стоящих вокруг не понял, о чём я говорю. Они услышали только утробное рычание.

Я схватил конверт, смял его и сунул в карман. Не прощаясь ни с кем, вылетел из банка.

Время было уже около часу дня.

У меня осталось одиннадцать часов на то, чтобы сделать всё правильно. Первым делом я отправился обратно в резиденцию Рароговых.

— Мама, сестра возвращалась? — спросил я.

— Нет, что случилось? — ответила она.

Из своего кабинета выглянул дед.

— Все в порядке, Вить? — пробасил он озабоченно оглядывая нас.

«Да какое там „в порядке“,» — пронеслось у меня в голове. Я едва сдержался, чтобы не выругаться матом. Нужно было срочно действовать. Так, мне понадобится Тагай, Зара, скорее всего Костя и, может быть, Артём с Мирославой. Впрягать всю пятёрку в свои личные разборки не очень хотелось, но сейчас я буквально чувствовал, как каждое мгновение раскалёнными каплями свинца капает мне на мозг.

— Витя, — переспросила меня мама, заглядывая в глаза, — что-то случилось? Ты сам на себя не похож.

— Пока не случилось, — ответил я, раздумывая над тем, говорить маме что-то или нет. Но тут снова постучался охранник.

— У ворот карета без опознавательных знаков, — доложил он. — Похоже, из Тайного сыска. Какие будут распоряжения?

«Ничего себе, оперативно», — подумал я.

— Тайный сыск и чинно ждёт? — недоумённо уточнил Креслав. — На них не похоже. Представились?

— Анатолий Сергеевич Салтыков с дочерью, — ответил охранник. — И Николай Голицын с ними.

И тут как будто щелчок раздался у меня в мозгу.

Матрона здесь с отцом, а отец из Тайного сыска. И с ними Голицын. Хорошо. Ада? Но про Аду никто не упомянул.

Через минуту Анатолий Салтыков, Матрона, бледная как сама смерть, и Голицын с распухшим глазом, губами и периодически держащийся за ушибленную руку, зашли внутрь.

— Что произошло? — спросил я.

И тут же из-за моей спины, с тем же вопросом, вылетела мать, а за ней и дед.

— Пойдёмте, — сказал Салтыков. — Нужно поговорить.

Все поднялись в кабинет к Креславу.

Я думал сбегать за Тагаем, но понял, что пока нужно проводить совещание в таком формате. Сначала о произошедшем рассказывала Матрона. Немного сбивчиво, но достаточно быстро. Голицын решил углубиться в подробности, и пришлось несколько раз на него шикнуть, чтобы не развозил, а говорил чётко и по делу.