Затем слово взял Салтыков и рассказал, как дочь его вызвала, он сразу же, никуда не заезжая, приехал, забрал ребят и приехал с ними к нам.

— Одним словом, — резюмировал он. — Аду фон Аден похитили. Специально. Чего они хотят, мне пока неизвестно.

— Мне известно, — сказал я и показал записку, которую мне отдали в банке. — Вот. Хотят панцирь кареостриса мадагаскарского и требуют прибыть на кладбище.

— Так, — Анатолий сразу же собрался. — А у вас вообще есть эти панцири креостриса? — спросил он.

— Нет, — я покачал головой. — На данный момент панцирей у нас уже нет. Мы нашли сбыт и продали их алхимику, а он уже всё это дело переработал.

— Так, что же нам придумать? — Салтыков явно шевелил мозгами очень быстро, и мне это импонировало. Чем-то он напоминал мне Путилина. Тот тоже соображал довольно бойко и делал практически всегда правильные выводы.

— Для спасения сестры я достану их ещё.

— Так, поподробнее. Что вы вообще собираетесь делать? — спросил Салтыков.

— Я собираюсь разворошить это осиное гнездо, — ответил я, сведя брови. — Это уже не в первый раз, когда на нас нападают из-за химических реагентов. А нападают на нас по той простой причине, что, видимо, гильдия алхимиков совсем уже потеряла страх перед законом, решила, что ей всё дозволено, и уже второй раз для этого они используют банк. Если первый раз за нами следили практически от самого входа в Первый имперский, когда мы туда поместили яйца скорпииды, то теперь вот в ячейке банка оказалась эта записка.

— Так, — сказал Салтыков, подбираясь. — Ещё какие-то сведения у тебя на эту тему есть?

— Да, я могу даже указать на того банковского служащего, который, скорее всего, работает осведомителем у главы алхимиков, — ответил я.

— Так-так-так, — Салтыков заметно оживился, потирая руки. — Ну, поехали. Сейчас же! Нельзя терять ни минуты.

* * *

Мы оставили Матрону и Голицына в резиденции, а сами втроём с дедом и Салтыковым полетели в банк. Причём лошади, запряжённые в экипаж Тайного сыска, оказались очень сноровистыми. Они огибали другие кареты так, что дух захватывало. Буквально меньше чем через десять минут мы были уже в банке.

В сопровождении представителя Тайного сыска практически не составило труда отыскать банковского служащего с табличкой «Эд» на форменной рубахе.

— Ну-ка, пройдём с нами, милейший, — сказал ему Анатолий, захватив в тисках локоть служащего.

— Но я не могу никуда идти! — заикаясь, ответил тот. — У меня рабочее время. Меня уволят!

— Послушай, — с несколько садистской улыбкой проговорил Салтыков, — тебе бы сейчас молиться, чтобы ты вообще жив остался или, по крайней мере, на свободе.

— А? Что? Я же ничего не делал! — проговорил банковский служащий.

Тогда Салтыков огляделся, увидел, что к нему спешит руководитель отделения, и сунул тому под нос печатку с отчего-то знакомым вензелем, от которого руководитель отделения сразу же побледнел.

— У вас же есть тут переговорные комнаты, так? — сказал Салтыков, улыбаясь. — Мне, пожалуйста, самую лучшую. Звуконепроницаемую.

Спустя две минуты мы уже были внутри.

— Ну что, уважаемый, — проговорил Салтыков, усадив работника банка на стул, а сам сел напротив него, — хотя нет, какой ты нахрен уважаемый… Срок тебе корячится, дорогой мой.

— Как? — выдохнул служащий.

Он попытался соскочить со стула, но тут уже я его прижал силой, чуть ли не вдавив в сиденье.

— Каком кверху, — проговорил я, давя в себе желание просто спалить ему голову.

— Соучастие в особо тяжких преступлениях, да ещё и организованной группой лиц, — с дежурной улыбкой проговорил Салтыков.