Он отогнал назойливую тварь, несмотря на то что руки слушались очень плохо. И попытался сообразить, что же он делает в придорожной канаве. Он что, напился с горя и не дошёл до дома?

Оглядевшись, он понял, что до дома ему слишком далеко, он даже не в городе. Голова трещала так, что затеняла практически любые мысли. Память, если и пыталась вернуться, то совершенно неохотно. Вдобавок к этому один глаз залила запёкшаяся кровь.

— Твою мать, — прохрипел он. — Что происходит?

Голицын попытался подняться хотя бы на локтях и оглядеться вокруг. Рядом послышались какие-то стоны, но только женские. Голицын перепугался и постарался повернуться в ту сторону, но даже мышцы шеи слушались его плохо, поэтому он кое-как развернулся на звук.

За это время память всё-таки начала к нему возвращаться. И он вспомнил, что ехал в экипаже вместе с Матроной и вместе с Адой фон Аден. Одним не залепленным засохшей кровью глазом он убедился, что рядом с ним лежит Матрона, подруга Ады.

И только теперь он вспомнил, что девчонки унюхали запах сон-травы, которую кто-то жёг на полях. Или всё-таки не на полях, а в непосредственной близости? События медленно восстанавливались в памяти.

Это не авария. Точно не авария. Тем более никакого разбитого экипажа рядом не видно. Судя по всему, на них напали. Но раз Матрона лежала рядом, а Ады нигде видно не было, значит, целью была именно она.

Николай уже поднялся на руках и, тратя последние силы, сел. Затем ещё раз осмотрел всё вокруг. Они лежали одни: он и Матрона. Причём в кювете, возле дороги, по направлению в Дендрарий.

«Ну да, всё правильно. Мы же собирались прогуляться в Дендрарии. Потом странный запах, а потом ничего».

Нет, Голицын ощутил боль во рту и вспомнил: он же кусал щёки изнутри, чтобы не заснуть, чтобы сопротивляться.

Значит, на них действительно напали и похитили Аду. «Так, нам нужно привести себя в порядок и возвращаться», — подумал Голицын.

Затем он вытянул перед собой руку и, пошатываясь, следил, как на ней вырастает небольшой неровный кусок льда. Затем он приложил его к своей голове и дождался, пока тот растает, передав некоторую ясность ума Николаю.

После этого он создал ещё один кусок и приложил его к голове Матроны. Салтыкова открыла глаза не сразу, но тут же уставилась на Голицына. Затем дёрнулась, как будто пыталась от него отстраниться. Но затем, кажется, поняла, что он не представляет для неё опасности, а, наоборот, пытается помочь.

— Спокойно, Матрона, — разлепив спёкшиеся губы, проговорил Голицын. — Спокойно, это не я сделал. Я пытался вас спасти.

— Пить, — сказала на это девушка.

— Это без проблем, — ответил Голицын и подставил ладонь под губы девушки. На ладони сразу же появилась холодная, вкусная, почти как ключевая, вода, и Матрона выпила с жадностью несколько глотков. Только потом, с помощью Николая, смогла подняться.

— Где мы? — проговорила она, озираясь.

— Вон туда — Дендрарий, — показал пальцем Николай в сторону заповедника. — Нам нужно в обратную сторону. Идём.

Первые шаги дались с огромным трудом. Всё-таки приложились они конкретно, или их приложили, что скорее всего.

— Я помню только, как мы ехали, — сказала она, — а потом мне захотелось спать.

— Логично, — кивнул Николай. — Судя по всему, в салон пустили дым от сон-травы, и мы все вырубились. Я пытался держаться до последнего, даже в кого-то ударил льдом и, вероятнее всего, ранил. Но больше я тоже ничего не помню. Хотя, нет. Ещё воздушным кулаком они мне здорово засветили напоследок.