— Привет, — сказала она, увидев меня, и кивнула.

— Привет, — сказал я, понимая, что на моих глазах произошло не то чтобы невероятное, но удивительное преображение.

— А Димы случайно нет? — спросила она.

— Нет, — я покачал головой. — Брат на заставе, но скоро у него отпуск. Может быть, и получится перехватить.

— Было бы неплохо, — хмыкнула та.

И тут с лестницы слетела Ада и крепко обняла Матрону:

— Как я рада тебя видеть! Сто лет не болтали! Ну, что ты? Как ты? Чего у тебя новенького? Как девчонки в группе? Кто кому что подлил? Кого чем окрасили?

И всё, началась стандартная девичья болтовня, которая мало интересна человеку, не влюблённому в этих самых девиц.

Ещё через десять минут, судя по всему точно по времени, прибыл экипаж вместе с Николаем Голицыным. Он был осведомлён, что Ада будет не одна, поэтому притащил с собой два небольших букетика, которые и подарил девушкам.

Я вышел на крыльцо, где они стояли, и подошёл к сокурснику.

— Привет, Николай, — сказал я.

— Приветствую, Виктор, — кивнул тот как-то излишне официально.

Он вроде бы за прошедшие дни тоже возмужал, хотя я не знаю, что на нём больше сказалось: время, или переживания.

— Смотри, — сказал я, — если с моей сестрой что-нибудь случится, я тебе не только голову откручу, я тебе ещё что-нибудь другое поджарю, чтобы не повадно было.

— Слушай, — примирительным тоном сказал Голицын, — давай не будем. Это вот с тобой вечно что-нибудь происходит. А я личность тихая, спокойная, со мной ничего не происходит, а если происходит, то только тогда, когда я с тобой рядом. Так что это от тебя держаться подальше надо, Аден.

— Николай, — я ухмыльнулся. — Ты понимаешь, что если это семейное проклятие, то сильно далеко ты не уйдёшь? Ты же вон другую фон Аден сейчас везёшь гулять.

Тут обстановка разрядилась, мы оба рассмеялись.

— Ладно, — сказал Николай, глядя на ожидающий их экипаж. — Надеюсь, что это не семейное проклятие.

— Надейся, — криво улыбнулся я. — Успехов вам там, в Дендрарии, не сожгите и не заморозьте всё к демоновой бабушке.

* * *

В экипаже, где вместе с Адой фон Аден ехала Матрона Салтыкова и Николай Голицын, было достаточно весело. Ребята шутили, смеялись, общались. На какой-то момент Николаю вовсе показалось, что ничего дурного в этой жизни больше нет. Все как прежде.

Безоблачное небо над головой, прекрасные люди рядом, дальнейшие перспективы… Он забыл хотя бы на день обо всём мрачном, что его окружало.

— А вы опасные барышни, — сказал он и рассмеялся.

— А вы-то сами, — парировала его слова Матрона. — Боевой факультет, как раздадите всем на орехи, так только держись.

— Ой да ладно, — ответил Голицын. — Мы вообще мальчики-зайчики, и у нас на факультете все точно знают, кто самый опасный в академии. Вы, как какой-нибудь травяной настойки сделаете для излишне рьяных ухажёров, то облысеешь, то зубы выпадут, а то с туалета не встанешь. Ужас!

— Да, мы такие, — хохотнула Ада.

— Страшнее вас, — продолжил Голицын, — только лекарки. К тем вообще можно один раз прикоснуться, и всё, на всю жизнь остаться… не мужчиной.

— А вы, боевики, типа самые спокойные, — улыбнулась Матрона.

— Ну, а что? — пожал плечами Николай. — Нас пальцем не тронешь, мы и фонить не будем. Все паиньки по струночке ходим. Одним словом, пример для подражания.

— Ну конечно, зайчики-паиньки, — усмехнулась Матрона.