Тем временем из подвала вырвался мелкий бес Руян и, отчаянно топая, побежал к нам, неся над головой банку. А тут я понял, что домовой ни разу не шутил про восемьсот лет. Банка была выполнена из толстого тёмного стекла, с какими-то узорами, чуть ли не с родовым гербом на боку.

Это было основательное вместилище, запечатанное сургучом, так чтобы никакие бактерии не могли попасть внутрь.

— Только так, — сказал я, — распечатывайте где-нибудь вдали от населённых пунктов. Хорошо? — попросил я. — Неизвестно что за биологическое оружие может скрываться внутри.

Сати хохотнула, прикоснулась рукой к банке и сказала:

— Если что, никакой биологической опасности нет. Варенье засахарилось, но в целом полностью пригодно к употреблению.

— Это как так? — спросил я.

Тут вышел сонный Тагай и посмотрел на всё это великолепие, которое разворачивалось на кухне. Тем временем из подпола вылез и сам Евпатий с ещё одной банкой в коротких ручонках.

— А что здесь происходит? — спросил Тагай.

— Да вот, — сказал я, кивая на банку с восьмисотлетним вареньем, — отравить нас хотят.

— Да что вы, как можно⁈ — возмутился Евпатий, подходя к нам. — Не хотите, так и скажите, я тогда обратно поставлю, пускай хранится до тех, кто сможет оценить. Бесконечный вкус таланта предыдущих хозяев…

— Да ничего, — проговорил я. — Вон Сати утверждает, что варенье полностью пригодно к употреблению.

— Абсолютно, — сказала она.

— Как такое может быть? — удивился Тагай.

— Магия, — развела руками Сати. — Обычная бытовая магия. Такое варенье может храниться и тысячу лет, и полторы. Ничего с ним не будет. Внутри кокон замедляет время, и варенье просто не портится.

— Слушай, — сказал я, — наверное, всё-таки попробую эту штуку.

Когда банку откупорили, оказалось, что в ней находится ароматное, невероятно вкусное облепиховое варенье. Блины с ним были просто чем-то на уровне гастрономического оргазма. Я просто старался не думать о возрасте этого самого варенья.

Тем временем мелкий бес Руян всё время подкалывал Евпатия. Точнее, пытался то зацепиться за него, то на бороде проехать, то ещё что-то. Евпатий, конечно, отмахивался от него, ворчал себе в бороду что-то, но при этом не жаловался. И я видел, что на самом деле старик доволен.

В конце концов, у него появился кто-то в доме, и его существование, наполненное тоскливым одиночеством, прекратилось.

Завтракали мы тоже весело. Где-то в самом начале завтрака пришла Зара и тоже начала улыбаться, глядя на выходки Руяна. Одним словом, старую резиденцию наконец-то наполнила полноценная жизнь.

Всё здесь стало дышать полной грудью и радовать взгляд.

* * *

После завтрака я отправился в новый корпус. Там сейчас находились и мать, и сестра, и Мирослава, и дед Креслав, который тоже пока не спешил уезжать обратно к себе домой.

Первое, что мне бросилось в глаза, когда я приехал, — это сестра, которая носилась как угорелая. Сначала я даже не понял, что происходит, но потом заметил, что каждый раз, когда пробегала мимо меня куда-то, она была в другом наряде.

При этом вся она буквально сияла радостью, пребывая в прекрасном настроении.

— А что случилось? — спросил я, когда она в очередной раз дефилировала мимо меня в новом наряде. — Я что-то пропустил?

— А что не так? — покосилась на меня Ада. — Мне нельзя побыть в хорошем настроении?

— Нет, ну мне надо ж понимать, — ответил я, — что за повод для радости? Тебя что, по магазинам ведут?

— Нет-нет, не угадал, — кокетливо проговорила Ада. — Меня Коля Голицын пригласил погулять в Дендрарий.