— Ну конечно, зайчики-паиньки, — усмехнулась Матрона. — Вон, всех демонов в округе перебили, даже на опыты не оставили.

— Ну, демонов и надо бить, — пожал плечами Николай. — Они для этого и предназначены.

И так за разговором, за лёгкими шуточками, ребята выехали в экипаже за город. Никого ничего не беспокоило. Даже погода стояла достаточно тёплая для самого начала ноября. Несмотря на лёгкие облака, солнце светило, и хоть грело не сильно, но при этом не было промозглого и пробирающего до костей ветра.

Все деревья оделись в багрянец. Можно было сказать, что золотая осень затянулась. В Дендрарии всё было ещё более красиво. Там многое поддерживалось магией, поэтому растения даже не предполагали, что на улице ноябрь. Но это в Дендрарии. До него ребята ещё не доехали.

Они смотрели на загородные пейзажи, и тут в какой-то момент в экипаже потянуло дымком.

— Это что такое? — мгновенно напрягся Голицын.

— А это, — Матрона принюхалась. — Слушай, кажется, сон-травой запахло.

— Что за сон-трава? — проговорил Николай, оглядываясь по сторонам.

— Да, есть такая трава, — подключилась к объяснениям Ада, — которая, казалось бы, ничего, никакого вреда не наносит, но если надышаться в тот момент, когда её жгут, то можно даже отключиться.

Голицын заметил, что речь у Ады стала медленнее.

— У бедняков в больницах её используют вместо эфира, для проведения операций и прочего, прочего, — подхватила Матрона. — Ну, не всем же доступны лекари, чтобы заживить. Некоторым просто зашивают и ждут, пока оно само заживёт.

Тут Матрона зевнула, вслед за ней зевнула и Ада.

— Да, и вот заживает под этой сон-травой, а она, собственно, бесплатная…

— Откуда ей здесь взяться? — спросил Николай тут же понял, что его тоже начинает клонить в сон.

— Да я не знаю, — ответила Ада, кладя голову на плечо Матроне. — Может, на поле что-то жгут. Может, ещё что-то.

Голицын увидел, что обе девчонки уже практически спят. У них слипались глаза.

— Эй! Не спать! — рявкнул он.

Матрона вроде бы дёрнулась, открыла глаза, но тут же зевнула и уронила голову на грудь. Голицын попытался любыми способами сопротивляться сну. Какое-то чутье, шестое чувство, трубило тревогу. Но ему было очень трудно пробиваться сквозь замутнённое сознание, которое требовало только одного — спать.

Он попытался открыть двери экипажа, но они оказались заперты. Тогда он быстро, насколько мог, заморозил сосульку и попытался пробить ею стекло. Но он уже настолько растерял концентрацию, что у него это просто не получилось. А, может быть, стекло оказалось бронебойным.

А тем временем сон накрывал его всё больше и больше. Он понимал одно: сейчас ему нужно притвориться, будто он спит, но самому быть начеку. Но если он только посмеет закрыть глаза, он тут же отрубится.

И тогда он принялся кусать себе щёку изнутри, откусывая небольшие кусочки плоти с внутренней стороны. Разряды боли прокалывали его мозг, но всё равно, словно сквозь вату, сигналам приходилось преодолевать толстую подушку, которой прикрыли его сознание.

Хотелось спать, дико хотелось спать, но на последних волевых усилиях Николай пытался выбраться из этого состояния. Он укусил другую щёку. Боль немного привела его в чувство, и тут он услышал, как снаружи открываются дверцы экипажа, причём сразу с обеих сторон.

Он уже подготовил конструкт, и поэтому, как только открылись дверцы, он сразу выпустил ледяные снаряды в обе стороны. И тут же услышал чьи-то крики боли. После чего мгновенно получил под дых воздушным молотом и потерял сознание.

Глава 5

Николай Голицын пришёл в себя на обочине.