Салтыков чувствовал, как внутри поднимается волна неясного пока чувства, но ничего хорошего он уже не ждал.

— Вот тут, — Иосиф Дмитриевич взял уголок стопки и пролистал большим пальцем несколько страниц, — мне рассказано, что всё сделано в результате тщательного расследования Тайного сыска и только силами самого столичного отделения. И что пора выдать ему за это премию лично. А то может, знаешь, и медаль.

Салтыков скривился, но тут же постарался вернуть лицу нейтральное выражение.

Он пока ещё не совсем понимал, куда ведёт начальник имперской службы безопасности. Поэтому старался вести себя очень осторожно, дабы ни жестом, ни взглядом не выдать своего недовольства.

— Ну так что скажешь-то? — Светозаров посмотрел Салтыкову прямо в глаза. — Дать мне Леонтьеву медаль за поимку особо опасных преступников и раскрытие огромной сети преступлений, совершённых этой бандой на протяжении нескольких лет? Или не дать? Чему я должен верить?

— Не могу знать, — внутренне сдерживаясь, проговорил Салтыков.

— Нет, Анатолий Сергеевич, — в тоне Светозарова уже был нескрываемый сарказм, — ты-таки ответь, кому верить-то? Хороший ты сыскарь, и с субординацией у тебя всё хорошо, но ты, видимо, не совсем ещё знаешь обстановку в городе.

— Видимо, не до конца, — согласился с высоким начальством Салтыков. Как показывала практика, с начальством лучше соглашаться. Меньше проблем потом будет.

— Тогда я тебя немного просвещу, уважаемый Анатолий Сергеевич, — Светозаров откинулся на спинку кресла и продолжил буравить посетителя взглядом, но без неприязни, что само по себе было отличным знаком. — Итак, после небольшого сегодняшнего инцидента, во время которого в Екатерининском Институте благородных девиц под стражу был взят весь преподавательский состав во главе с директрисой некой Леонтьевой, сестрой твоего уважаемого начальника, все они были помещены под стражу в казематы Тайного сыска.

Иосиф Дмитриевич наблюдал за реакцией Салтыкова.

— И вот буквально совсем недавно мои гвардейцы пресекли попытку освобождения твоим начальником собственной сестры. Что и вызвало у меня крайне интересные вопросы.

— И вопросы эти, как я полагаю, вы собираетесь задать мне? — поинтересовался Салтыков.

— Ничего от вас не скроешь, — хохотнул Светозаров, но в смехе его совсем не было веселья. — Итак, пожалуй, начнём. Скажи мне, пожалуйста: два года назад был ли ты уже заместителем Леонтьева?

— Да, был, — ответил Салтыков. — Я уже четвёртый год заместителем начальника столичного управления Тайного сыска работаю.

— Хорошо, — кивнул Светозаров, взял бумагу, перо, окунул его в чернильницу и что-то записал на листе. — А по делу о разбирательствах с Медведевыми, Чернышёвыми, Голицыным и вот иже с ними, что можешь рассказать? Имел доступ к этому делу? Помнишь его вообще?

— Про дело помню, — ответил Салтыков, — но доступа я к нему не имел. Сначала оно выглядело как достаточно громкое и резонансное, но потом его попытались замять, и с ним разбирался конкретно сам Леонтьев. Я даже материалов дела не видел. Но, насколько помню, всё там было достаточно мутно. Не разбирались, кто прав, кто виноват, потому что кто такие Чернышёвы, и где на тот момент были Медведевы. Закончилось всё, естественно, не в пользу последних. А спорить с решением начальника столичного управления никто не стал.

— Очень интересно, — проговорил Светозаров и записал ещё что-то. Затем взял другую бумагу, начеркал на ней что-то и подписал. И протянул Салтыкову. Тот взял и понял, что это ордер.

А затем, подняв глаза на высокое начальство, увидел, что тот протягивает ему перстень с гербом.