|
Мне иногда кажется, что у нас не просто один мозг, одни реакции на двоих, а как будто у нас одно сознание на двоих, одно тело. Мы настолько слились во время всей этой операции, что у нас получился чуть ли не самый настоящий симбиоз.
Она пыталась подыскать такие слова, чтобы я понял, поэтому в какие-то моменты она запиналась и замолкала, но затем начинала говорить ещё жарче.
— Во время поиска нам было необходимо слиться, чтобы выполнять задачу, как единый организм. Но теперь… Даже выйдя обратно в реальность… Нам очень сложно разделить себя друг от друга и представить по отдельности. Это очень сложный процесс. И на него ещё уйдёт какое-то время. Но ты должен понимать: романтического подтекста там никакого нет. Это ещё хуже, чем… Представить себя с братом. То есть у нас вообще никаких мыслей в плане отношений или чего бы то ни было нет и никогда не сможет быть. Нам это будет слишком противно.
Мирослава подключила руки и принялась жестикулировать, отчего ей стало проще выражать свои мысли.
— А так — да, произошло слияние двух личностей, и сейчас нам обоим очень сложно. А ты со своей стороны сейчас видишь то, что видишь… Но и ты должен это понимать, и Костя должен понимать в том числе: нам нужно время для того, чтобы разделиться.
Тут девушка улыбнулась, и в её глазах потеплело.
— Просто и ты, и Костя отчего-то забываете, что я же видела память Жердева! И это были такие тёплые, искренние чувства! Я никогда не смогу предать подобное. Когда я совсем терялась в чужих воспоминаниях, мне нужен был хоть какой-то якорь. Артём мне сказал, что я должна выбрать какое-то одно воспоминание, за которое и буду держаться, как за нечто неизменное. И я в качестве этого самого якоря выбрала как раз-таки чувства Кости, потому что это было действительно самое яркое, доброе, светлое, искреннее чувство, которое я только видела в своей жизни. В нём можно было и утонуть.
Мирослава перевела дух и покачала головой.
— А то, о чём вы подумали, с Муратовым… — сказала она, заметив выражение моего лица, — нет, ничего подобного у меня нет.
Я после её тирады буквально выдохнул с облегчением.
— Тогда так, — сказал я, — сначала я поговорю с Костей, а потом уже ты поговори с ним, пожалуйста, объясни то, что объяснила мне сейчас. Потому что он страдает. Глупостей он пока не наделал, но судя по отметинам на столешнице, он был очень близок к тому.
— Боги, — девушка подняла лицо к серому небу. — Столешница! Может, заказать тебе новый стол? — съязвила Мирослава.
Я не смог удержаться от смеха, в том числе и от облегчения, которое испытал.
— Да нет. Хотя, если у тебя есть какой-нибудь крутой вариант, то возможно, но на самом деле нет. Не из-за этого был разговор затеян. Но если уж говорить серьёзно, я на самом деле рад, что ты ценишь чувства Кости. И вообще была со мной искренна.
— Если хочешь, мы можем вместе с Артёмом подойти к Косте и всё ему объяснить, — предложила моя собеседница, не понимая, чем может обернуться подобная миротворческая миссия.
— Не-не-не, — ответил я, — боюсь, что это возымеет немного другой эффект. Сходи к нему сама, поговори тет-а-тет.
— Хорошо, — кивнула девушка. — Схожу к нему сама, чтобы лишних вопросов не было.
* * *
После разговора с Хладославом Морозовым, Зорич успел несколько часов поспать перед отправкой экспедиции на Викторию. Но в тот момент, когда это должно было случиться, он понял, что остальные члены экспедиции, на самом деле, саботируют отъезд. Никто не пришёл для того, чтобы выдвинуться в дальнейший путь — лишь несколько человек, которые прибыли лишь для того, чтобы рассказать о том, почему они не смогут отправиться в дальнейший.
Зорич с безысходной ясностью понял, что он реально остался один. |