«Я знаю. Нам с тобой нет нужды давать друг другу клятвы».
Конн не понимал, почему между ними внезапно столь ярко вспыхнула любовь. До этой ночи он никогда не видел короля воочию. И все равно ему казалось, что он знал этого человека всю жизнь, и даже больше, что он служил ему от начала времен и что связь между ними даже сильнее, чем та, что связывала его с братом, и ничто не может оторвать его от Айдана Хастура. Когда Аластер встал, Конн преклонил колено. Аластер молчал, но они опять на какой‑то момент встретились глазами. Конн почувствовал болезненную озадаченность Аластера и понимал, что король извиняется за то, что не может изменить то, что в данный момент казалось Конну попранием справедливости – правом первородства обладал не тот, кому бы следовало…
– Да будет так, ваше величество, – сказал Конн. – Я так же рожден для своей службы, как и вы для своей.
Давая понять, что беседа окончена, король заметил:
– Полагаю, вам лучше вернуться и продолжить танцы, дети мои. Даже здесь могут находиться люди, которым не следует знать, но вам нельзя тянуть время с отъездом в горы и сбором клана. – Он намеренно не смотрел ни на кого из них. Потом добавил: – Вашего клана.
Лучше это или хуже, почти с отчаянием думал Айдан, но им самим надо решить эту проблему, а он не имеет права принимать ни чью сторону.
Король встал, и они вышли в главную комнату, причем Айдан держался несколько сзади.
«Хорошо, если бы основная масса гостей вообще не узнала об этой беседе».
Конн же, понимая, что у его брата нет ларана, чтобы слышать мысли короля, тихо повторил это Аластеру. Брат кивнул, улыбнулся и произнес:
– Разумеется, ты прав.
Флория тут же подошла к ним.
– Теперь ты просто обязан станцевать со мной, Конн. Это деревенский танец, и тебе он наверняка известен, – энергично произнесла она и втащила его в круг.
Конн, совершенно смущенный, чувствуя, что не может ей отказать, присоединился к танцу. В его голове промелькнули обрывки воспоминаний, как танцевал он на празднике урожая с Лиллой и насколько там все было по‑другому. Затем он вспомнил, как увел его оттуда Маркос, и покраснел. Наконец танец кончился, и Флория глянула Конну в лицо. Она разрумянилась, чувства так и бурлили. При обычных обстоятельствах она вышла бы на террасу, чтобы немного остыть, но на дворе по‑прежнему лил дождь. Старая Ювел картинно сидела возле дверей, и Флория машинально подошла, чтобы погладить ее и немного успокоить сердцебиение. Затем она увидела, как Конн вышел под дождь. У него был озабоченный вид, а глаза его как будто проникали ей внутрь, наполняя ее странным, глубоким сожалением, почти болью.
«Я не имею права ни утешить его, ни даже мысленно узнать, что с ним».
Тем не менее она встретилась с ним взглядом, нарушая таким образом этикет поведения молодой девушки, принятый в Тендаре.
«К черту этикет! Он ведь мой брат!»
Конн подошел к ней с опущенными глазами и усталым видом.
– Что случилось, братец, – спросила она.
– Я должен ехать, – сказал он. – По приказу короля я должен вернуться в Хамерфел – собрать преданных мне людей.
– Нет! – Конн не заметил, что рядом стоял Аластер. – Если кто‑то и должен ехать и если король вообще кого‑то посылал, так это я, брат. Я – Хамерфел, и это – мои люди, а не твои. Неужели ты до сих пор этого не уразумел?
– Я все уразумел, Аластер, – заметил Конн, пытаясь сохранять спокойствие. – Но ты кое‑что не понимаешь… – Он вздохнул. – Клянусь, у меня нет никакого намерения узурпировать твое место, брат. Но… – на какое‑то мгновение юноша замешкался, подбирая слова, – я называю их своими людьми, потому что прожил среди них всю жизнь, они принимают меня, они меня знают, а о твоем существовании пока даже не подозревают. |