Или на четыре.
─ Для безопасности, ─ понимающе закончила я.
─ Вот именно, ─ тихо подтвердил Колобок.
─ Все настолько непорядочно? – спросила я после короткой паузы.
Колобок сделал бровями быстрый красноречивый жест. Такой жест обычно делают тогда, когда не хотят употреблять сильные выражения в присутствии дам.
─ Понятно, ─ задумчиво пробормотала я себе под нос.
─ Не торопитесь, ─ повторил Колобок. – Продать такой гарнитур можно только один раз. Если вы решили непременно от него избавиться, я постараюсь найти честного оценщика и добросовестного покупателя. Деньги на расходы я вам дам… в долг, в долг! – повысил голос Колобок, уловив мой отрицательный жест. – Продадите гарнитур и вернете! Не дергайтесь вы так! Я не ростовщик!
─ Не буду, ─ пообещала я пристыженно.
─ Вот и славно.
Тут внизу раздался звонок, а голос Эллы окликнул меня сверху:
─ Аня!
─ Иду! – ответила я так же громко.
─ Вика пришла, ─ объяснил Максим. – Идите, Аня. Чем ослепительней вы будете выглядеть, тем лучше.
─ Для кого лучше? – не утерпела я.
Колобок высоко поднял брови.
─ Для Эллы, разумеется! – произнес он. – Не делайте вид, что вы ничего не поняли!
Я потупилась.
─ Ну, ступайте…
И Колобок мягко подтолкнул меня к выходу.
Прыгая через ступеньку, я взлетела на второй этаж. Постучала в дверь хозяйской спальни, и Элла моментально распахнула ее.
─ Ну, что так долго, ─ сказала она нетерпеливо.
─ Прости, замешкалась, ─ покаялась я. – Нужно было кое о чем посоветоваться с твоим мужем.
─ Господи!
Элла раздраженно отбросила в сторону бледно розовое вечернее платье из шифона на атласном чехле. Переодеться она еще не успела, зато успела сделать себе вечерний макияж и закрутить волосы в красивую ракушку.
─ О чем с ним можно советоваться!
И тут я не утерпела.
─ Элла, а тебе не кажется, что ты к нему несправедлива? – спросила я сухо.
─ Несправедлива?
Элла настолько изумилась, что перестала рыться в куче разноцветных тряпок, разложенных на широкой кровати.
─ Да что ты говоришь?
─ То, что слышишь, ─ жестко отрубила я. – Прости, конечно, что я позволяю себе говорить о ваших отношениях, но меня теперь это тоже касается. Мне неприятно видеть, как ты унижаешь Максима. Я думаю, что ему это тоже приятно. Не ставь нас обоих в неловкое положение! Ты можешь разговаривать со своим мужем в любом тоне, который он терпит, но – пожалуйста! – не в моем присутствии! Договорились?
Элла молча хлопала ресницами. По-моему, она утратила дар речи.
─ Что ты говоришь? – наконец повторила она слабым голосом.
─ Давай договаривай! – оборвала я ее. – Тебя больше всего возмутило, не что я говорю, а каким тоном я говорю. Действительно, кто я такая? Неизвестная бродяжка, девочка с улицы… И она осмеливается так разговаривать со своей благодетельницей, которая, можно сказать, ее из грязи вытащила! Знаешь, Элла, если ты так думаешь, мне действительно лучше уйти. Я предпочитаю оказаться на улице.
─ Я даже не дума…
─ Очень плохо, что ты не думаешь, ─ опять оборвала я хозяйку. – Потому что ты унижаешь человека, в доме которого я живу. Человека, который, между прочим, меня кормит. И тебя тоже. Но если тебя кормить он обязан как свою жену, то меня – нет. Поэтому еще раз тебе говорю: не ставь нас обоих в неловкое положение. Не разговаривай с Максимом в таком пренебрежительном тоне при мне. Делай это тет-а-тет. Поверь, так будет лучше для всех.
Настала мучительная пауза. Я отошла к окну и уставилась невидящими глазами в тускло освещенный двор.
Вполне возможно, что произнесенный монолог будет моей последней речью в этом доме. |