И Безил пустился рассказывать о своем приключении в тумане: он плыл на
яле вокруг Медвежьего острова... но Эмброуз был настроен сегодня на
возвышенный лад и не желал, чтобы случайные страницы из сочинений Конрада
засоряли высоты его красноречия.
- Мы должны вернуться к настоящему, - пророчески сказал он.
- О господи, - сказал Бентли. - Ну так что же?
- Каждый глядит либо в будущее, либо в прошедшее. Люди уважительные и с
хорошим вкусом, вот вроде вас, мой дорогой Джефри, обращают свои взоры в
прошлое, к веку Августа. Что касается нас, то мы должны принимать Настоящее.
- А ведь правда, вы могли бы сказать, что Гитлер принадлежит
настоящему? - гнул свое Безил.
- Я считаю, что ему место на страницах "Панча" {"Панч" - английский
еженедельный юмористический журнал (основан в 1841 г.).}, - ответил Эмброуз.
- В глазах китайского ученого древности военный герой был самым низшим
представителем человеческой породы, объектом непристойных насмешек. Мы
должны вернуться к древней китайской учености.
- Мне кажется, у них ужасно трудный язык, - сказал Бентли.
- Знавал я одного китаезу в Вальпараисо... - завел свое
Безил, но Эмброуз уже мчался во весь опор.
- Европейская ученость никогда не утрачивала монастырского характера, -
толковал он. - Китайская ученость ставит во главу угла хороший вкус,
мудрость, а не регистрацию фактов. В Китае человек, который у нас стал бы
членом совета колледжа, проходил императорские экзамены и становился
бюрократом. Их ученые были одинокие люди, они оставляли немного книг, еще
меньше учеников и довольствовались единственной наложницей и видом сосны у
ручья. Европейская культура стала слишком общедоступной. Мы должны сделать
ее келейной.
- Как-то раз я познакомился с отшельником в Огаденской пустыне...
- В Китай вторгались иноземные захватчики. Империя распалась на воюющие
царства. Ученые невозмутимо жили скромной, идиллической жизнью, время от
времени писали на листьях растений изысканную шутку чисто интимного свойства
и пускали ее вниз по ручью.
- Я много читал китайских поэтов, - сказал Бентли, - в переводах,
конечно. Это прелестно. Я зачитывался книгой о мудреце, который, как вы
выразились, жил скромно и идиллически. У него был домик, садик и вид. Каждый
цветок соответствовал определенному настроению и времени года. Он нюхал
жасмин, приходя в себя от зубной боли, и лотос, когда пил чай с монахом. У
него была поляна, на которой в полнолуние не было теней, там его наложница
сидела и пела ему песни, когда он хмелел. Каждый уголок его садика
соответствовал определенному настроению самого нежного и утонченного
свойства. Это было упоительное чтение.
- О да.
- У того мудреца не было ручной собачки, зато у него были кошка и мать. |