Изменить размер шрифта - +

     И Безил пустился рассказывать о своем приключении в тумане: он плыл  на
яле  вокруг  Медвежьего  острова...  но  Эмброуз  был  настроен  сегодня  на
возвышенный лад и не желал, чтобы случайные страницы  из  сочинений  Конрада
засоряли высоты его красноречия.
     - Мы должны вернуться к настоящему, - пророчески сказал он.
     - О господи, - сказал Бентли. - Ну так что же?
     - Каждый глядит либо в будущее, либо в прошедшее. Люди уважительные и с
хорошим вкусом, вот вроде вас, мой дорогой Джефри,  обращают  свои  взоры  в
прошлое, к веку Августа. Что касается нас, то мы должны принимать Настоящее.
     -  А  ведь  правда,  вы  могли  бы  сказать,  что  Гитлер   принадлежит
настоящему? - гнул свое Безил.
     - Я считаю, что ему место на страницах  "Панча"  {"Панч"  -  английский
еженедельный юмористический журнал (основан в 1841 г.).}, - ответил Эмброуз.
- В глазах китайского ученого  древности  военный  герой  был  самым  низшим
представителем  человеческой  породы,  объектом  непристойных  насмешек.  Мы
должны вернуться к древней китайской учености.
     - Мне кажется, у них ужасно трудный язык, - сказал Бентли.
     - Знавал я одного китаезу в Вальпараисо... - завел свое
     Безил, но Эмброуз уже мчался во весь опор.
     - Европейская ученость никогда не утрачивала монастырского характера, -
толковал он. -  Китайская  ученость  ставит  во  главу  угла  хороший  вкус,
мудрость, а не регистрацию фактов. В Китае человек, который у  нас  стал  бы
членом  совета  колледжа,  проходил  императорские  экзамены  и   становился
бюрократом. Их ученые были одинокие люди, они оставляли  немного  книг,  еще
меньше учеников и довольствовались единственной наложницей и видом  сосны  у
ручья. Европейская культура стала слишком общедоступной. Мы  должны  сделать
ее келейной.
     - Как-то раз я познакомился с отшельником в Огаденской пустыне...
     - В Китай вторгались иноземные захватчики. Империя распалась на воюющие
царства. Ученые невозмутимо жили скромной,  идиллической  жизнью,  время  от
времени писали на листьях растений изысканную шутку чисто интимного свойства
и пускали ее вниз по ручью.
     - Я много читал китайских поэтов,  -  сказал  Бентли,  -  в  переводах,
конечно. Это прелестно. Я зачитывался книгой  о  мудреце,  который,  как  вы
выразились, жил скромно и идиллически. У него был домик, садик и вид. Каждый
цветок соответствовал определенному настроению  и  времени  года.  Он  нюхал
жасмин, приходя в себя от зубной боли, и лотос, когда пил чай с  монахом.  У
него была поляна, на которой в полнолуние не было теней, там  его  наложница
сидела и  пела  ему  песни,  когда  он  хмелел.  Каждый  уголок  его  садика
соответствовал  определенному  настроению  самого  нежного   и   утонченного
свойства. Это было упоительное чтение.
     - О да.
     - У того мудреца не было ручной собачки, зато у него были кошка и мать.
Быстрый переход